России не нужен памятник врагу Качиньскому

Такой памятник увековечит еще одну претензию Польши.

Памятники принято ставить тем, чью память намерены чтить. Тем, кто внес свой вклад в историю страны, ее народа, мировую историю и т.д. При этом, ставить памятники врагам страны не принято. Хотя есть исключения. Черчилль был противником Советской России и СССР, но и во времена СССР, и сегодня вряд ли кто возражал бы против сооружения монумента в его честь – не как организатора интервенции против России в годы гражданской войны, но как против борца с фашизмом, одного из участников Большой Тройки и союзника нашей страны в войне против гитлеризма.

На Бородинском поле стоит памятник в честь французов, павших в этой битве против России: в ознаменование уважения к ним, как достойным противникам, и к их безусловному мужеству и достоинству.

Но зачем ставить памятник бывшему президенту Польши Леху Качиньскому и его окружению, разбившемуся год назад под Смоленском, безусловно более, чем непонятно. Самое главное – непонятно, что чтить. И о чем сохранять память, во всяком случае – России и ее гражданам.

Качиньский никогда другом России не был – он во всей своей политической карьере был ее врагом. На этом он политическую карьеру и строил. Весь период его президентства он старательно обострял отношения с Россией, выдвигал к ней те или иные претензии, в массе вопросов препятствовал реализации ее интересов и осложнял ее отношения со странами Европы. Чем, кстати, вызывал постоянное раздражение союзных России крупных держав «Старой Европы».

Причем эта политика провоцирования конфликтов была не просто промежуточным результатом борьбы за те или иные свои интересы (они, в конце концов, первичны), а непосредственной целью и методом его политики. Формой политического шантажа и искусственного завышения собственного значения в мире. Качиньский сознательно провоцировал напряженность между Россией и Западной Европой – с одной стороны, между Западной Европой и США – с другой, между США и Россией – с третьей. И каждый конфликт использовал для того, чтобы принять в нем участие на одной из сторон и получить за это ту или иную плату.

Спровоцировать конфликт, чтобы затем на нем нажиться – было его политическим амплуа.

Во время августовской войны 2008 года и агрессии сил грузинского диктатора против Южной Осетии, он открыто поддерживал не только войну грузинского режима против России, но и лично Саакашвили. Причем, поддерживал не только в неком морально-юридическим плане, но и практически личным участием – лично приехал в Тбилиси прикрывать своим телом Саакашвили от возможных действий российской армии.

То есть, он был не только союзником Саакашвили в этой агрессии, союзником военного врага и противника России, но и личным участником этой войны против России.

Российские лидеры как будто прямо говорят, что с организатором этой агрессии, тбилисским диктатором они дел иметь не будут и разговаривать с ним не о чем. Тогда вполне логично было бы распространить этот же подход и на его союзника.

В интервью первому национальному каналу TVP 1 Лех Качиньский признал Россию агрессором, и заявил, что «в настоящий момент на Кавказе имеет место нарушение территориальной целостности государства и, возможно, даже попытка свержения демократически избранной власти».

А 12 августа 2008 года он выступил на митинге, собранном в Тбилиси сторонниками Саакашвили и открыто поддержал агрессию тбилисского режима, призывая к ее продолжению и наращиванию.

Кстати, именно в период его пребывания на посту мэра Варшавы было принято решение о переименовании одной из варшавских площадей в площадь Джохара Дудаева. И отвергнуто предложение присвоить ей имя детей, погибших в ходе террористического акта в Беслане.

Враг России, провокатор, союзник режима, воевавшего против России в этой войне, друг исламских террористов.

В апреле 2010 года он летел в Россию не с дружественным визитом. Он летел в качестве незваного и непрошеного гостя: официальная церемония по поводу сомнительных катынских событий проходила ранее с участием Премьер-министров России и Польши. На нее Качиньского не пригласили. Не позвали. Не пригласили сознательно и демонстративно. Ни Путин, ни Медведев. И не пригласили именно в силу враждебной антироссийской позиции, занимавшейся Качиньским по множеству вопросов.

Качиньский летел на некую неофициальную церемонию и без приглашения России. И разбился по вине собственного министра авиации, который в нетрезвом виде начал осуществлять руководство действиями пилотов президентского самолета. И отказавшись дать согласие пилотам на уход на запасной аэродром.

Качиньского быть врагом России никто не заставлял. Он стал им сам. Его никто ни в Россию, ни в Смоленск, ни в Катынский лес не приглашал. Он стремился туда, несмотря на то, что ему дали понять нежелательность его присутствия. Рвался в качестве непрошеного гостя. И погиб. Не рвался бы — не погиб.

И при этом значимо, куда и зачем он рвался. Формально он рвался почтить память погибших там поляков — и именно не просто почтить память, а в контексте версии о том, что они были там расстреляны советской стороной. И неоспоримо, что рвался для того, чтобы еще раз, как он это делал неоднократно, попрекнуть Россию этой мнимой виной. То есть, летел непрошеным гостем для того, чтобы попытаться в очередной раз поглумиться над Россией.

С ним разбились те, кто вместе с ним летел без всякого приглашения со стороны России на ту же неофициальную церемонию: они предпочли составить не кампанию премьеру Туску, а президенту Качиньскому. То есть, знали о его намерениях и солидаризировались с ними.

Абсолютно непонятно, зачем при таких обстоятельствах Россия должна ставить на своей территории памятник тем, кто никогда не был ей другом – и был ей враждебен. Кто такие эти люди для народа России? В самом лучшем случае – никто. На деле – враги.

Причем, враги не очень честные и ровно ничем не заслужившие никакой меры уважения. Соболезнующие этим людям любят повторять, что погибли люди, составлявшие цвет элиты Польши. Каждая страна вправе сама решать, кто составляет ее элиту. Только если в этой стране цвет элиты состоит из недругов России – значит, так эта страна к России и относится. И непонятно, почему этим людям Россия должна ставить памятник на своей территории.

Единственный формальный повод для относительно умеренного отношения к ним – принцип «о мертвом либо хорошо, либо ничего». Но обычно на врагов это не распространяется. И потом, даже если принимать такой подход, – памятник-то здесь не причем.

Можно признавать это событие трагедией. Но если бы на каждую трагедию в мире выделяли по памятнику – наверное, слишком мало места осталось бы для живых. Тем более, что трагедия эта произошла по фанаберии польской стороны.

Только Россия и ее территория здесь не причем. У России хранить память о Качиньском и его союзниках нет оснований.

Можно говорить о том, что эти люди из кампании Качиньского погибли на территории России. Но и погибли они не по вине России, и нигде не сказано, что погибшим нужно ставить памятники именно на месте их гибели.

Скажем, после того, как в США в Далласе был убит президент Кеннеди – куда более значительная и достойная фигура, нежели Качиньский – никто не требовал поставить памятник на месте его гибели, да и вообще в Далласе. В США вообще нет памятника Кеннеди – хотя у американцев куда больше оснований почитать его, чем у России – Качиньского.

Вообще, не России, а Польше решать, ставить ли памятник своему президенту и своим политическим деятелям. Но при соблюдении двух оговорок. Во-первых, ставя памятник врагу (недругу) России и солидаризировавшимся с ним политическим деятелям, Польша тем самым сама солидаризируется с врагом России. А потому солидаризируется с его враждой к России. И тогда сложно говорить о том, чтобы дружить с этой страной.

Во-вторых, ставить памятник Качиньскому она должна на своей территории. Можно – на любой своей площади, хоть площади Джохара Дудаева, чтобы еще раз подчеркнуть свое отношение к России. Можно – на том своем аэродроме, с которого Качиньский вылетел в свой последний полет. Хоть на летном поле.

Но Польша требует, чтобы память о Качинском была увековечена именно в России. И требует не случайно – не просто в силу шляхетской спеси. Для нее это – увековечивание ее очередной претензии к России. И очередного политического выигрыша, который повышает ее цену в отношениях с партнерами, как стороны, способной диктовать свои условия России.

Нынешний президент Польши Бронислав Коморовский в свое время открыто высказывался в том духе, что с Россией нужно вести себя как можно жестче и постоянно от нее что-то требовать, тогда она-де всегда будет заискивать и идти на уступки тем, кто займет такую позицию.

Он и требует. Если же предположить, что он или Польша этого не требуют, то ситуация еще более нелепа. Тогда непонятно, кто требует и чья это идея: Юргенса, Тимаковой, Караганова, Федотова…

Самым нелепым было бы предположить, что это, вообще, – идея Медведева. Потому что тогда пришлось бы предположить, что президент РФ – ее скрытый недоброжелатель и человек, стремящийся ее унизить, заодно подарив чувство победы противостоящим ей политическим силам.

Только у России нет оснований хранить память о Качиньском и почитать своего врага. Как и нет никакого смысла потакать требованиям Коморовского. Или других инициаторов этой экзотической инициативы.

И России этот памятник не нужен.