Сто лет назад был смертельно ранен выдающийся государственный деятель Российской Империи Пётр Аркадьевич Столыпин.

Корреспондент «Файла-РФ» беседует с известным исследователем жизни великого реформатора писателем Святославом Рыбасом.

– Святослав Юрьевич, о Столыпине пишут очень много. Почему образ этого человека стал так популярен?

– Сегодня обращение к образу Столыпина – это явление современной политической жизни, вернее – отсутствия внятной общественной идеологии.

Ну, и его трагическая гибель в киевском театре на глазах царя, его предсмертное крестное знамение, которым он осенил царскую ложу, предыдущие девять покушений – такое никого не оставит равнодушным.

К тому же Столыпин – троюродный брат Михаила Лермонтова, сын героя Севастопольской обороны и Русско-турецкой войны за освобождение Болгарии, военного товарища Льва Толстого. Один из родственников Петра Аркадьевича был близким другом Михаила Сперанского, знаменитого реформатора эпохи Александра Первого.

– Какими главными изъянами, несоответствиями грешат многие из исследований о Столыпине?

– Я бы сказал так: вполне объяснимыми. Это была крупная личность, бескорыстный, мужественный человек, настоящий герой. Однако почти все авторы, я в том числе, упрощали историческую ситуацию. Преподносили дело так, будто появление Петра Аркадьевича должно было спасти империю, но тёмные силы, убравшие его, нарушили логику исторического развития. Надо только вернуться к опыту Столыпина, и тогда Россия воспрянет к светлой жизни.

В действительности пять лет столыпинского премьерства можно сравнить с неудавшейся реформаторской деятельностью председателя советского правительства Алексея Косыгина. Как и явление реформ, так и их окончание (провал) были обусловлены многими обстоятельствами, прежде всего мировой борьбой великих держав и борьбой внутри политической элиты, которая отражала тенденции мирового соперничества.

Корни столыпинской реформы надо искать в недоделанных Великих реформах Александра Второго. Они освободили крестьян без земли, вынудили их платить многие десятилетия выкупные платежи, бросили в стихию рынка 90% населения абсолютно неподготовленными. (Можно посмотреть с этой точки зрения на гайдаровско-чубайсовскую приватизацию.)

В конце 70-х годов ХIХ века случилось потрясение: на рынках центральной Европы появилось дешёвое американское зерно – заокеанские сельхозпроизводители стали использовать новшества: машинную обработку почвы, элеваторы, ленточные конвейеры, мощные сухогрузы для перевозки зерна. Цены на зерно рухнули, начался мировой сельскохозяйственный кризис.

Российское сельское хозяйство, основа экономики, находилось в иных исторических и технологических временах и в связи с угрозой потери основных бюджетных доходов нуждалось в срочном реформировании. (Важнейшие события отечественной истории, аграрные преобразования П. А. Столыпина и коллективизацию сельского хозяйства в 30-е годы следует рассматривать сквозь призму этого кризиса.)

Одновременно с промышленным подъёмом экономика страдала от ограниченности внутреннего рынка сбыта, что требовало от производителей больших оборотных средств и подпитывания дешёвыми европейскими кредитами.

Когда в 1899 году в Европе разразился финансовый кризис и повысились кредитные ставки европейских банков, начались сбои в российской финансовой системе. Частные российские банки потребовали у отечественных предпринимателей досрочного возврата кредитов, подняли цену кредитов, сократили учёт векселей. Российские акции сильно потеряли в цене. Разверзся экономический кризис, на почве его выросли потрясения первой русской революции.

– Чтобы правильней понять действия Столыпина, надо адекватно оценить тогдашнюю ситуацию в России…

– Главная проблема состояла в том, что в одних направлениях Россия была на уровне развитых стран, а в других – на три столетия позади. Эти направления, выраженные в экономике и традициях, порождали людей с разными и часто противоположными интересами и психологией.

По сравнению с образованным обществом крестьяне были «второй Россией». Они платили налоги, поставляли в армию новобранцев, были наивны в отношении многих вопросов современности, однако обладали могучей силой – общиной.

Община в Европе давно распалась, но у нас суровость климата и скудность почв вынуждали крестьянские семьи жить в крайнем напряжении сил и ради выживания и облегчения своей участи кооперироваться с соседями. К концу XIX века в Германии одна ферма имела устойчивый урожай свыше тонны зерна с одного акра, а российский крестьянин на такой же площади – в четыре раза меньше.

Община помогала слабым, удерживала богатых от хищничества, контролировала исполнение нравственных норм, справедливое распределение общественной земли и угодий, коллективно отвечала за уплату налогов. Она была путеводительницей, защитницей и судьёй крестьянского мира.

Но могла ли страна успешно развиваться, если 85% её населения было в правах ограничено общинными порядками? Наступало время, когда требовалось освободить крестьян от этой полузависимости.

Как подступиться к этому, никто не знал. Немецкий канцлер О. Бисмарк говорил: «Вся сила России в общинном землепользовании».

Философ К. Кавелин считал общину «страховым учреждением» от «безземелья и бездомности», характеризуя качественный состав сельского населения так: «Огромная, несметная масса мужиков, не знающих грамоте, не имеющая даже зачатков религиозного и нравственного наставления».

Общинной системой контроля и взаимопомощи, как писал министр финансов С. Витте Николаю II в 1898 г., «парализуется жизненный нерв прогресса», крестьянство «теряет стимул закономерно добиваться улучшения своего благосостояния».

Витте предлагал освободить крестьян от опеки местных властей и общины. По его расчётам, это даст увеличение объёма производства и 3 млрд рублей дополнительных поступлений в бюджет. Николай II не ответил.

Аграрная проблема перерастала в кризис развития. Это был просыпающийся вулкан. Главные проблемы деревни – малоземелье, скрытая безработица (до 30 млн человек), долги по выкупным платежам и, наконец, неготовность к рынку, – всё это передавалось во все управленческие структуры.

Фантастический по выразительности случай произошёл в Смоленской губернии, где помещик Волков приобрёл два трактора и сноповязальную машину, но они без дела простояли у него в сарае. Он не решился применить технику, это лишило бы крестьян постоянного заработка. Помещик сохранил социальный мир, пожертвовав прогрессом, и не решился разорвать человеческие связи, которые сложились у его предков с предками крестьян. Но это означало, что Волков шёл против экономических законов.

Таких, как он, было много даже в окружении Николая II. Да и сам царь относился к их числу.

При патриархальных нравах устремления групп населения, связанных с промышленностью, культурой, образованием, торговлей, имели мало шансов получить поддержку политического класса. И в них накапливалось недовольство, которое тоже передавалось наверх, доходя до царя.

Ещё задолго до появления на политической сцене Столыпина перед властью встал вопрос об ускоренном развитии, чему препятствовала крестьянская община. 90 процентов всех крестьянских хозяйств (из 10 миллионов) были нерыночными, обеспечивали только самих себя.

Серьёзной проблемой также являлась финансовая слабость, неразвитость внутреннего рынка, из чего следовала нехватка капиталов для развития. Это и есть главная причина привлечения заграничных денег.

В Россию пришли французские, германские, английские, бельгийские банки, они вступали в союзы с российскими, образовывали промышленно-финансовые группы и монополии.

Так, в 1904 году был создан синдикат «Продуголь» (75% общероссийской угледобычи), связанный в большой степени с французскими банками и для получения максимальной прибыли применявший жестокие методы конкуренции – вплоть до искусственной приостановки производства.

Нацеленный на получение прибыли и имея дело с сильной русской государственностью, иностранный капитал находил партнёров в лице местных промышленников и бюрократов, адаптируясь к новым условиям.

Внешне хозяином оставался абсолютистский режим, феодальный по сути. Но внутри его вызревали острые противоречия, одно из которых заключалось в том, что к 1914 году 55% ценных бумаг принадлежали иностранному капиталу – это можно назвать обладанием контрольным пакетом.

А председатель совета синдиката «Продуголь», член совета Министерства торговли и промышленности Н. С. Авдаков рассматривал российский торгово-промышленный капитал как «силу, равновеликую правительству». К примеру, в руководящие органы кадетской партии входили представители банков, контролируемых французскими Ротшильдами.

После постройки Транссибирской железной дороги российский капитал устремился на Дальний Восток, чтобы осваивать новые территории и рынки. При этом внутренний необъятный рынок как слабый отодвигался на второй план. Движение на Восток привело к войне с Японией.

Россия была вынуждена разворачиваться в европейском направлении, включая черноморские проливы, через которые экспортировалось около 80% главного экспортного продукта – зерна. Но проливы контролировали другие страны.

Дальше – революция 1905 года, переход от абсолютной к конституционной монархии, террор эсеров и – Столыпин.

– Что революционного предпринял он?

– 24 августа 1906 года Столыпин объявил направление политики в подготовке важнейших законов: о неприкосновенности личности и гражданском равноправии, об улучшении крестьянского землевладения, об улучшении быта рабочих и о государственном их страховании, о преобразовании местных судов, о подоходном налоге, о реформе местного самоуправления, высшей и средней школы, полиции… В начале XX века эта программа выглядела «тихой революцией».

А террор не прекращался. Была взорвана дача Столыпина, тяжело ранена его дочь, пострадал сын. Жертвами террора были министры, губернаторы, генералы, офицеры, чиновники и множество обывателей, женщин и детей.

За три года революции было совершено 26 628 террористических актов. Погибли 669 человек, свыше 2000 ранено.

По приказу Николая II для борьбы с террористами были учреждены военно-полевые суды. Террористов стали вешать и расстреливать. «Столыпинские галстуки» – это изобретение не Петра Аркадьевича, а военно-полевых судов.

9 ноября 1906 года произошло событие, которое можно считать рубежом в истории России: был обнародован указ, освободивший крестьян от власти общины. Крестьяне могли покупать землю через Крестьянский банк по льготной цене в многолетний кредит, до 95% кредита оплачивало государство, в Крестьянский банк передавались государственные земли и земли, принадлежавшие царской семье.

При этом земля не продавалась ни помещикам, ни крестьянским обществам, только в личную собственность крестьян. Большинство покупателей были середняки и бедняки.

Кроме того, теперь в личном отношении крестьяне стали совершенно свободны.

Началась столыпинская реформа, которая, не задевая поместных дворян, должна была наделить землёй желающих расширять своё хозяйство крестьян.

Делая ставку на сильных хозяев, правительство не предполагало насильственного разрушения общины.

В стране продолжали параллельно существовать два мира с разным экономическим и нравственным устройством: треть крестьян – активные рыночники и две трети – их антиподы. Те крестьяне, кто продал наделы и перебрался на городские заводы и стройки, несли туда общинную психологию.

Под внешним покровом столыпинской аграрной реформы Россия оставалась двуликим существом, состоящим из двух половинок. Порой различие этих частей доходило до того, что язык, на котором изъяснялись люди из простонародья, не понимали образованные горожане, и наоборот.

Столыпин говорил: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!»

У него были основания надеяться на то, что он проскочит между крестьянским молотом и монархической наковальней. Подтверждение – в начавшемся процессе адаптации общины к рыночной экономике, в развитии кооперативного движения. К 1914 году в стране были десятки тысяч кооперативов, в которых люди приобретали опыт самостоятельного ведения бизнеса, самоуправления, диалога с властями.

Однако вот что крайне важно – высвобождавшиеся в результате реформ миллионные массы крестьян не были адаптированы в промышленности, ибо она не могла их принять в таких масштабах. Избавленные от опеки общины, они становились базой будущего социального протеста.

Поэтому надо признать справедливым утверждение, что Столыпин – отец гражданской войны.

Государство не смогло и не могло себе позволить все свои экономические возможности направить в аграрный и социальный секторы. Не случайно Столыпин выступал против какого-либо вмешательства России в военные кампании.

С другой стороны, после прекращения революции санкт-петербургская элита уже не нуждалась в его услугах. Император стал относиться к растущему авторитету премьера очень ревниво.

В середине 1911 года Столыпин находился, по его выражению, «в полуотставке». Если бы не выстрел Богрова, отставка бы состоялась.

– Чем обусловлено убийство Столыпина? Объективным ходом событий-обстоятельств в Российской Империи? Или в данном случае уместно перечислить множество субъективных факторов?

– Убийство было случайным историческим явлением. Несостоятельны разговоры о том, что в его подготовке замешан товарищ министра внутренних дел (т. е. заместитель Столыпина по МВД) Курлов. Точно так же несостоятелен и «еврейский след».

Ну, представьте, что Столыпин просто не поехал бы в Киев (у него был приступ стенокардии). Богров убил бы министра финансов Коковцова или ещё какого-то начальника. И всё равно реформа Столыпина была бы тихо свёрнута…

– В чём ценность для современной России некогда провозглашённого, но плохо объяснённого обществу столыпинского наследия? Почему Вас в своё время привлекла эта личность?

– Столыпинское наследие – это обращение к задачам российского национального развития. Делать из него гиганта истории, на мой взгляд, не надо, он таковым не был.

Сто лет назад была совсем иная обстановка. Тогда положение России было более прочным, чем ныне. Столыпин опирался на качественно иной слой элиты и развивал внутренний рынок.

…Когда я писал первую биографию Петра Аркадьевича, а это происходило в 1989 году, то был озабочен прежде всего тем, о чём сказал выше, – отсутствием в государстве чёткой, всем понятной идеологии. Горбачевизм становился нестерпимым, требовалось предложить что-то взамен. Моё обращение к Столыпину произошло как-то естественно.

Потом, уже в феврале 1991 года, я выпустил на первом канале центрального телевидения фильм о Столыпине. Тема была новая, волнующая, какая-то таинственная. Казалось, там скрыта тайна возрождения России. Думаю, многие были очарованы фигурой Столыпина именно по этой причине.

От редакции:

Авторитет Святослава Рыбаса – пожалуй, лучшего на сегодня биографа Столыпина – у мало-мальски читающей публики ни малейших сомнений не вызывает. Однако вряд ли следует считать бесспорной его точку зрения на роль личности выдающегося премьера-реформатора. Одной «диалектикой, объективным историческим ходом событий» столыпинские реформы, а также обстоятельства жизни и смерти Петра Аркадьевича объяснить всё-таки невозможно.

Мысли, изложенные нашим собеседником, представляют несомненную ценность как пища для ума и как предмет для обстоятельной, публичной дискуссии. К ней мы и приглашаем наших читателей.