Андрей Золотов: фантомная боль

Конечно, статистически нас просто не существует – тех, кто ходили на митинги «За честные выборы» и одновременно сознают себя чадами Русской православной церкви. Никакие опросы нас не фиксируют. Или все же мы есть – ощутимое количество моих друзей, да и я сам.

Тогда, в декабре – начале января, было ощущение, что вот происходит такой значительный сдвиг в церковном сознании, отказ от сервилизма, осознание нравственного запроса протестующих против лжи на выборах и лжи как таковой. А потом…

Не знаю, было ли это замыслом или случайным последствием известной акции в храме Христа Спасителя, но один из главных ее эффектов – жесткое разведение по разные стороны баррикад «прогрессивного общества» с его вдруг возникшей моральной повесткой дня – и Церкви. Получилось на ура!

И если сначала приходилось ужасаться тому, что говорили и писали некоторые наши братья по вере, то сегодня настал черед ужасаться тому, что и как говорят и пишут о Церкви, что «лайкают» в социальных сетях некоторые уважаемые и любимые мною люди либеральных убеждений. Думают ли они, что мы: мои родные, близкие мне люди, да и я сам – не можем не относить это к себе?

В последние недели и даже дни после многотысячного молебна на Волхонке у разных людей и групп всплыло много фантомных болей, связанных со страшным прошлым нашей страны. Одни видят идущих по набережной Москвы-реки мирных и жизнерадостных людей с хоругвями, а ассоциации возникают с еврейскими погромами столетней давности. Они начинают возмущаться твердолобостью «церковников» и «попов», а у других эти слова ассоциируются с расстрелами, ссылками и издевательствами советского времени.

В моей семье два брата оказались в Белой армии, а два брата – в Красной. Может быть, поэтому моя фантомная боль – это опасность гражданской войны. Так вот в последние недели я вдруг впервые реально почувствовал, реально представил себе, как, наверное, растекался холод отчуждения в Гражданскую войну между вчерашними друзьями, близкими, однокашниками, коллегами. Это такое страшное искушение, против которого надо бороться всеми силами.

Поэтому, если позволите, несколько проясняющих моментов.

1. Поставленные в ситуацию действительно жесткого выбора между Церковью и любой другой социальной принадлежностью, подавляющее большинство православных выберут Церковь. Даже если в ней самой находятся желающие вытолкнуть нас в «обновленческий раскол», мы из Церкви никуда не уйдем, а вот из «либерального» сообщества – вполне уйдем, если припрет. Будет ли это только личной трагедией нашей статистически не существующей группы? Захочет ли «прогрессивное сообщество» до такой степени сжечь мосты с основной массой собственного народа и окончательно превратиться в секту в стране, построенной, хорошо ли, плохо ли, Православной церковью? Очень хочется надеяться, что на эти вопросы не придется отвечать в практической плоскости. Потому что страшно.

2. Не надо говорить нам, что вы выступаете не против нас и не против веры, а против «церковных бюрократов». Про церковных бюрократов мы и сами все знаем и страдаем от них уж никак не меньше, а чаще больше, чем вы. Но в том виде, в каком читаются ваши тексты и изречения, чаще всего они ранят нас, а не бюрократов. Хотя и их тоже, потому что они на службе бюрократы, а так вообще люди и тоже чада нашей Церкви. Так уж мы странно устроены. В общем, если говорить проще, то «церковники» – это и мы тоже, а не только какой-нибудь протоиерей Всеволод Чаплин.

3. Мы совсем не считаем, что наше священноначалие и церковные чиновники не наделали ошибок за последнее время. Но из этого вовсе не следует, что надо оскорблять Божью Матерь. А на практике почему-то так получается, что желающие «наехать» на патриарха очень часто после этого «наезжают» на Божью Матерь. Вот и недавний телевизионный «Поединок» – последнее тому подтверждение.

4. Период снисходительного отношения к Церкви как пострадавшей от советской власти закончился. Как сказал один известный архиерей, теперь нас будут оценивать только за то, что мы представляем из себя сегодня. А не за подвиги наших предков. Но ненавидеть будут за все время, начиная с Евангелия, где про это написано вполне конкретно.

5. В недавних дискуссиях в социальных сетях порой казалось, что мы перемещаемся в 1920-е или 1960-е годы – настолько резко звучат призывы загнать в стойло распоясавшуюся Церковь. Вон из общественного пространства, чтоб не видно было! После чтения таких инвектив, излагаемых не последними представителями «креативного класса», начинаешь думать, что не так уж и неправ, наверное, патриарх Кирилл, опасающийся новой версии «хрущевских» гонений, которые пришлись на его молодость.

6. Мы не против отделения церкви от государства, мы за! Просто мы знаем, что в этом мире сколько стран, столько и версий отделения церкви от государства. И не надо нам козырять «цивилизованным миром».

В этом «цивилизованном мире» в одних странах государство собирает налог от имени церквей, в других платит жалованье священникам, в третьих оплачивает религиозное образование в школах, в четвертых содержит великие соборы-памятники и управляет ими на паях с церковью, в пятых церкви платят налоги, а в шестых не платят, в седьмых президенты приносят присягу на Библии и никакие секуляристы не падают от этого в обморок.

Мы лишь против советской модели отделения церкви от государства, которая заключается в том, чтоб церковь не высовывалась, а государство ее контролировало.

7. Вопросы взаимоотношений Церкви и общества в современном плюралистическом мире – тема, очень важная для обсуждения. Только в сегодняшней раскаленной до признаков беснования атмосфере обсуждать их, кажется, совершенно бесполезно. Никакого конструктива не получится. Надо взять паузу.

И невольно в поисках выхода из этой безысходной на первый взгляд ситуации обращаешься к Пушкину, к его знаменитому письму к Чаадаеву, которое Андрей Тарковский цитирует в своем «Зеркале» как манифест русского интеллигента нового времени.

«Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема, – пишет наш национальный гений. – Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем, и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли Евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу».

И финал, который звучит как музыка: «Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератор – я раздражен, как человек с предрассудками – я оскорблен, но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».