Общество переросло политическую систему России

Хотя Владимир Путин вернулся в Кремль президентом, он, естественно, не может вернуться в Россию образца 2004 г. или даже 2008 г. Путину предстоит управлять сильно изменившейся страной. Перед выборами ему часто задавали вопрос о том, что мешало ему в предыдущие 12 лет выполнить все, что он сейчас обещает избирателям? Путин обычно отвечал, что при всей важности нынешних проблем раньше у руководства страны были другие приоритеты, стояли более острые и неотложные задачи. Выбор приоритетов — это, действительно, прерогатива руководства, но правильность выбора обычно проверяется на избирателях.

Насколько нынешние приоритеты власти отражают реальные и неотложные проблемы, которые стоят перед страной? Успех или провал нового путинского президентства будет во многом зависеть от ответа на этот вопрос. Есть, на мой взгляд, несколько областей, где невооруженным глазом видны острейшие противоречия российского бытия, требующие разрешения.

Одно из них лежит в политической области и заключается в быстро нарастающем несоответствии уровня социальной зрелости российского общества с одной стороны и существующей в стране политической системы — с другой. Говоря несколько философским языком, российское общество все больше проявляет себя как общество постмодернистское. Россияне становятся равноправной частью глобального сообщества, быстро теряя пресловутую «совковость», прежнюю идеологическую зашоренность и сакральное восприятие власти. Особенно это заметно у молодых и среднего возраста людей, которые, сохраняя свои национальные особенности, более чем успешно сочетают их с системой ценностей, разделяемой их сверстниками в индустриально развитых странах мира. Однако политическая система, которую им предлагает сегодня российская власть, является откровенно премодернистской. Все более явно она не способна удовлетворить политическое видение людей вне власти и работает в основном лишь на себя.

Это даже не вопрос отношения лично к Путину или, скажем, Медведеву. Сегодня российское общество все чаще позиционирует себя как правовая и политическая доминанта по отношению к государству и к любой власти. Оно отвергает, в частности, то, что у государства есть право иметь интересы, отличные от общественных. А на этом принципе традиционно построено все госуправление в России. Выступая 17 мая в Петербурге, Дмитрий Медведев прямо заявил, что «хороший закон — это разумный баланс между общественными и государственными интересами». Не говоря уже о том, что здесь вообще не упомянуты интересы личности, эта формулировка скорее соответствует принципам недемократического государства. Относительно приемлемый в свое время аргумент, что, мол, народу нельзя доверять выборы, так как он неизбежно изберет преступников или популистов, не только не впечатляет сегодня, но является оскорбительным по отношению к избирателям. Второе противоречие лежит в сфере экономики. Миф о том, что бывшим гражданам СССР надо долго учиться, чтобы понять сложности современного рынка, оказался несостоятелен. Огромное число россиян не только создали свои компании на Западе, но и успешно конкурируют там с людьми, с рождения воспитанными на принципах рыночной экономики. Опыт СССР даже дает им определенные конкурентные преимущества. Дело не в людях, а в условиях. Ни один национальный бизнес не способен быть частью конкурентного глобального рынка, если его стоимость в самой России определяется только одним фактором — сколько стоит его отнять. Бизнес-сообщество давно переросло экономические условия, которые есть в стране. Отсутствие священного права собственности, равенства всех перед законом, не говоря уже о системной коррупции и всевластии чиновников, делает любого реального собственника в России политическим вассалом системы и приводит к росту слоя формальных держателей чужой собственности. Россия превратилась в страну чиновничьего неофеодализма, который способен развиваться в основном лишь экстенсивно, да и то около бюджета. Вместо того чтобы обслуживать национальный бизнес, государство поставило его себе на службу.

Третье противоречие связано с административным устройством, которое было в свое время создано для нужд социалистического государства и практически не изменилось с распадом СССР. Нет логики ни в делении страны на регионы по старому советскому лекалу, ни в наличии шести видов субъектов Федерации, ни в многочисленных национальных образованиях, имеющих даже свои конституции и, соответственно, административно-этнические границы внутри России. Не очень понятно, в чем суть и функции «федератизма» Российской Федерации. А передача Москве огромного куска Московской области еще раз показала полную произвольность начертания региональных границ.

Нынешняя административная система не только требует огромного количества дорогостоящих чиновников для ее обслуживания, но и предполагает лишь вертикальное управление страной, как, впрочем, и было задумано в СССР. Ельцинская «девертикализация» управления при сохранении старого административного устройства привела к управленческому хаосу, преодоленному после восстановления этой вертикали Путиным. Советское административное устройство является препятствием для демократических политических реформ в России, делает невозможным создание «плоской системы власти», ориентированной на общество. Такое устройство предполагает обязательность сильной вертикали власти и будет лишь усиливать противоречие между растущей политической зрелостью общества и возможностями политической системы, о котором сказано выше. Может сложиться так, что разрешить это противоречие эволюционным путем окажется слишком сложно или слишком поздно.