Юрий Сапрыкин о телемастерстве

Телевидение – это такая штука, которую никто из моих знакомых не смотрит, но все знают, что там показывают.

Решил, допустим, Иван Ургант прочитать в программе имени самого себя стихи Абая Кунанбаева на языке оригинала – об этом еще за три часа до эфира знает весь фейсбук. То ли очевидцы с Дальнего Востока передают сигналы (хотя им-то какое дело до Абая), то ли массовка со съемочной площадки (хотя им-то, скорее всего, тоже) – так или иначе, все заинтересованные лица, включая сидящих у Абая, в курсе: спасибо, Иван, за поддержку (если это была она), дальше можно не смотреть. Или вот: НТВ снимает очередное разоблачение оппозиционеров, на этот раз о том, с кем они спят, – и фильм еще не то что не вышел в эфир, а даже не снят, но все уже в курсе, какое именно хоум-видео покажут про Навального, с кем нынче встречается Собчак и что употребляла муниципальный депутат Кичанова. Пресловутую “Анатомию протеста” лично я не смотрел ни в эфире, ни даже на ютьюбе, однако ж могу спокойно процитировать с любого места – так же, как и диалог Собчак с Хаматовой на “Нике” (который я, разумеется, тоже не видел). А если что-то нельзя процитировать не глядя, то, видимо, смотреть на это вовсе смысла нет.

Сила нынешнего российского телевидения в том, что картина мира, которую оно транслирует, достигла такой степени цельности и завершенности, что уже не важно, из каких конкретных элементов эта картина состоит (и воспринимать ее можно, опять же, не глядя). Помните, зимой все радовались: ура, лидеров оппозиции теперь приглашают в эфир, Рыжков и Немцов могут обратиться к многомиллионной аудитории и даже в ночь после президентских выборов в эфире “Первого канала” сидит Сергей Удальцов и говорит более-менее что хочет – не это ли безусловная победа Болотной? По прошествии времени это выглядит так, как если бы прогрессивная театральная общественность ликовала по поводу участия Сергея Юрского в сериале “Доярка из Хацапетовки”: да, маэстро смог наконец предъявить свой талант широкому зрителю, но в предлагаемом контексте неизбежно выглядит еще одним уроженцем Хацапетовки. Да, в эфире сидит условный Удальцов – но для соблюдения СБАЛАНСИРОВАННОСТИ он вынужден вести диалог с Жириновским, Невзоровым, Дугиным и Леонтьевым, а также ведущим, чья миссия – выставить Удальцова опасным сумасшедшим. А по окончании эфира идут новости, в которых сообщают о роли Удальцова в организации массовых беспорядков, а по завершении новостей Удальцова вывозят из больницы в Ульяновск, чтоб судить по слепленному на пустом месте уголовному делу. В результате получается, что это не телевидение предоставляет слово оппозиции – это оппозиция соглашается исполнить одну из ролей в драме, где подавляющие силы добра побеждают назначенное сверху зло: как водится на нынешнем ТВ, смысл и развязку этого сериала можно предсказать, даже не вникая в подробности.

Российская оппозиция – настоящая находка для разговорных шоу, нет ничего более интересного, чем обсуждать ее проблемы, а разоблачать ее можно с тем же блеском, что и какую-нибудь приемную дочь Мордюковой, которая отняла квартиру у больной матери. Причем для того, чтоб устраивать обличительные обсуждения, вовсе не обязательно работать сурковской пропагандой на федеральном канале. Я дважды за последние месяцы смотрел в сети программу Ксении Собчак. В одной обсуждалось, зачем лидеры оппозиции залезли в фонтан и не означает ли это раскола в их рядах, в другой – зачем лидеры оппозиции спровоцировали беспорядки на Болотной и не означает ли это раскола в их рядах. И обязательно для СБАЛАНСИРОВАННОСТИ должны сидеть в студии какие-нибудь околокремлевские блогеры и активисты запутинских молодежек, которым и сказать-то по этому поводу нечего, кроме того, что их начальники на профильных сайтах написали, – но без них рушится драматургия.

Нет, я не против сбалансированности. И разумеется, разговор о том, почему лидеры оппозиции вечно ссорятся друг с другом и не являются ли они латентными убийцами и насильниками, важен для общества и интересен даже доярке из Хацапетовки. Но давайте, что ли, обсудим вдобавок к этому бизнес компании Gunvor, безвозвратные кредиты семье Шувалова, внутреннюю кухню Мосгорсуда, дело Магнитского и вообще историю с незаконным возвратом НДС, пусть околокремлевские блогеры с Михаилом Леонтьевым выскажутся и по этому поводу, на условиях полной и всесторонней сбалансированности. Неужели это все не так важно, как то, поссорился ли Илья Яшин с Ильей Пономаревым?

Писать это все неприятно и не хочется – в частности, потому, что на нынешнем телевидении работает масса знакомых, профессиональных, приятных, честных, хороших людей. И вообще, одного сериала “Краткий курс счастливой жизни” по какому-то небесному гамбургскому счету достаточно, чтоб искупить все грехи отечественного ТВ (вот его-то, кстати, надо именно что смотреть, в пересказе он сильно проигрывает). И каждый раз, когда вдруг видишь на НТВ репортаж, где рассказывают про Болотную все как было, сразу хочется сделать что-то хорошее его авторам, тем более что понятно, каких они в этот момент огребают проблем. А когда вот так мажешь все эфирное ТВ одной краской, работающие там хорошие люди сильно (и справедливо) обижаются. Но, понимаете, какая штука: кажется, что ваша честная работа – это тоже лишь одна краска, необходимый оттенок в общей картине, которая без этого выглядела бы совсем уж тупо и безнадежно.

И каждый раз, когда меня зовут в эфир рассказать про каких-нибудь хипстеров или прокомментировать творчество Елены Ваенги, я понимаю, что этот милый рассказ пойдет стык в стык с итоговой программой, где расскажут, что эти самые хипстеры ходят на митинги, чтоб втыкать в омоновцев ножи, и не расскажут, как многие из них получают дубинкой по почкам. И в тот момент, когда вечерний Ургант, весело подмигивая, зачитывает стихи Абая, я понимаю, что в том числе из-за него у меня не всегда получается объяснить родственникам, что мои собиравшиеся на Чистых прудах друзья собирались туда не затем, чтоб изгадить бульвар, а впоследствии залить страну кровью. И я, конечно, все понимаю – но кажется, ваши корпорации часто работают только затем, чтобы сделать приятное одному конкретному человеку, который – так же, как и все мы – скорее всего, узнает, о чем рассказывают по телевизору, даже не глядя.