Мы вступаем в период глобальной аномии

Наш разговор о будущем с Александром Неклессой получился чуть скачущим с темы на тему, а, кроме того, содержащим ряд умолчаний возникиших по тем или иным причинам.

Постораюсь изложить свою позицию о будущем России и мира тезисно, связно и количество умолчаний сильно сократив.

1. Уже очевидно, что наш мир входит в зону повышенной турбулентности. “Золотое шестидесятилетие”, купленное победой во Второй мировой войне, закончилось уже не только для уничтоженного СССР, но и для восторжествовавшего Запада, а заодно и для всего остального мира. Мы вступаем в период глобальной аномии – экономическое и геополитической нестабильности, социальных и природных каткализмов, войн, мятежевойны.

Интересной чертой является архаизация военных техник, связанная с тем, что военный прогресс (единственный реально существующий в истории прогресс – возрастание количества людей, которое можно убить безопасно для себя) достиг пороговых значений. В этой связи развиваются в военной реальности (а вскоре будут развиваться и в социальной) подпороговые явления, когда чтобы противостоять высокоточной аэрократической агрессии гораздо удобней будет иметь архаичную по структуре и оснащению армию, а не армию образца второй половины XX века. То же скоро будет относиться и к социальным отношениям – более архаичные структуры будут гораздо более резистентны к постпостмодерному социуму, чем модерные структуры.

Увы, сегодня модерн практически везде и во всем становится архаикой (вспомним тут кстати Дугина, очень удачно введшегго понятие археомодерна как деструктивного сцепления архаических и модерных черт). Если ты не можешь перескочить через “постиндустриальный барьер” (а у меня нет уверенности в том, что перескочить его сможет даже тот же Запад), то для выживания выгодней архаизироваться, нежели модернизироваться.

2. На сегодняшний момент в этом испытывающем турбулентность мире единственной гарантией существования России как самобытной цивилизации, как особого мира, не сводимого ни к Западу, ни к Востоку, является ядерное оружие. Отсюда идея “атомного православия” – если мы хотим сохранить свою цивилизационную самостоятельность, то нам нужна абсолютная военно-техническая гарантия.

Это ПОКА гарантия, но гарантия ПОКА единственная.

Если мы представим, что завтра, как по мановению волшебной палочки, русское ядерное оружие исчезло, то Россия и русские будут уничтожены в несколько лет. Мы растворимся либо в других народах, либо в почве, в которую зароют наши трупы (если конечно хоть будет кому их зарывать). То время, которое у нас еще есть, стремительно сокращающееся время в течение которого наше ядерное оружие еще будет гарантией нашего цивилизационного суверенитета, нам нужно использовать для выстраивания идентичности, которая способна будет содействовать нашему сопротивлению поглощению русских и русского мира даже в условиях отсутствия абсолютной военной гарантии.

Для этого русским надо стать самими собой. Пока мы самими собой не являемся – мы отчуждены от своей государственности (у русских нет своего национального государства), от контроля над своими природными ресурсами и индустриальной базой, от собственной культурной идентичности и религиозного мировоззрения. Мы отчуждены даже от собственной бытовой культуры. В сообществе постмодернистских народов мы представляем собой анекдот, – в условиях стилистического многоообразия и тяги к этническим вариациям, только русские продолжают ходить в американской одежде полувековой давности, покупать вещи в стиле конструктивистского культурного унисекса и ориентироваться как на стандарт роскоши на западные каталоги “Только для бедных и лишенных вкуса”.

Сегодня мы лишены своего культурного, цивилизационного, политического Я. Мы похожи на больного с нулевым иммунитетом, котрого кое-как еще защищает старенькая барокамера. Но скоро она обесточится и он сразу же умрет. Завтра, если ядерный барьер между нами и смертью рухнет, мы не найдем других источников для продолжения своей жизни. Поэтому главный вопрос нашего выживания – отстроить себя.

3. Эта самоотстройка будет проходить в условиях глубочайшего системного кризиса России. Вместе с миром в историческую турбулентность входит и наша страна. Сегодня очевидно, что какими бы ни были результаты 2012, то разница между различными сценариями состоит в том, что в одном случае обрыв будет резким и головокружительным, в другом – более плавным. Но в любом случае мы движемся к масштабному кризису России. Который подстегивается тем, что в последние два года наметился эффект “усталости от России” у огромного количества людей, всегда считавших страну своей и себя русскими и презиравших любую колбасную эмиграцию. Люди выселяются на Украину, в Белоруссию, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Это психологический симптом настроения “Никого не жалко и ничего не исправишь”. Во многих случаях – с ЖКХ, с Северным Кавказом и т.д. возможно пройдены точки невозврата. И перед нами порой встает уже не столько вопрос как избежать кораблекрушения и даже не вопрос как выжить в кораблекрушении, а вопрос – что будет после него. Речь, возможно, уже идет не о маневре по избежаниию кризиса, а о посткризисной пересборке.

4. Для меня совершенно очевидно, что единственной идеологией, которая способна будет задать эту посткризисную пересборку в более менее приемлемом формате является русский национализм. Идея национального государства русского народа и России как такого русского национального государства – единственная, которая заставляет пока людей реально двигаться и делать что-то за рамками антиэгоистических и антиинстинктивных моделей поведения. Любые другие стратегии и идеи – либеральные ли, неосоветские, техноутопические или какие еще остаются в категории wishful thinking – высказывания благих пожеланий о том, как тому или иному автору хотелось бы видеть идеальное устройство мира. В реальности русские в ближайшие десятилетия будут готовы драться либо за свое братство по крови, либо не будут драться ни за что. При том, что многое в идеях многих националистов нам может показаться узким, ограниченным, неприемлемым, недальновидным, несоответствующим нашим мечтаниям о будущем, тот, кто атакует русский национализм прекрасно должен сознавать, что тем самым он работает на перспективу, что русские не будут драться ни за что. Именно русский национализм является для нас спасательным кругом надежды в том, что даже в самых кризисных обстоятельствах будут предприняты попытки собирания посткризисной России в максимально широком формате (возможно на определенных участках даже шире нынешних границ РФ). Если удастся добиться “национальной демотивации” большинства граждан России под какими бы лозунгами эта демотивация не проводилась, существует серьезный шанс того, что как геополитическая реальность Русская Земля прекратит существование навсегда. Поведение того, кто атакует сегодня русский национализм, напоминает мне поведение того, кто на имеющем пробоину корабле уничтожает спасательные средства, заявляя, что так команда будет лучше бороться за живучесть корабля. Такой взгляд и наивен и подл.

Еще раз, никакой другой идеи, которая спасет существование России и русских, если ситуация в стране и мире (а ведь не все зависит от нашего желания внутри страны) выйдет за критические значения, кроме идеи русского национализма, просто не существует.

5. Способность России к кризисной устойчивости и русских к политической и социальной регенерации напрямую завязана на выработку сильной положительной идетичности. Эта идентичность может быть только до определенной степени архаичной, поскольку любая идентичность, основанная на постсоветских или даже постимперских обломках – это идентичность русских в рамках Западного мира. Идентичность, определенная через западный мир и его основные образы, техники и темы. В ходе идущего кризиса либо западная конструкция мира рухнет, либо она укрепится таким способом, что все западное в нашей картине мира будет использовано против нас, для нашего разрушения.

Поэтому нам необходим тот самый “неоархаический” маневр, о коором я так часто говорю и который упомянут в тезисе 1. Нереально, чтобы сегодня мы перегнали Запад в его соревновании по его правилам. Значит нам необходимо отстать от него на более существенное расстояние, чем сейчас. На то расстояние, при котором его орудия и техники, заточеные сегодня под разрушение и потрошение обществ “модерной” конструкции оказались просто неработающими с нами. Нам нужен русский неоархаический проект в культуре и самосознании, отказывающий западным культурным и социальным образцам в праве “санкционировать” нашу реальность. Именно поэтому нам нужна контрреволция не только и не столько против Ельцина или Ленина, сколько против Петра I. Против его культурной программы “расчеловечивания” русского образа человека и превращения европейца в стандарт “общечеловека”. Разумеется это не означает архаической деградации нашей техносферы (напротив, угрозу такой деградации таит в себе наш модерн периода полраспада, а грозящий нам либеральный фашизм и вовсе обещает нам погружение в каменный век). Речь идет о культурно-психологическом самовосстановлении, восстановлении аутентично русских психологических доминант, русского строя жизни, русской народной и высокой культуры, гораздо меньше ориентированной на западного потребителя.

Нам нужна, повторю еще раз свой старый тезис, реставрация будущего. То есть восстановление того будущего, которое было утрачено, перечеркнуто на рубеже XVII века, и, в каком-то смысле, вторично перечеркнуто в ХХ, когда западническая струя в русской революции в итоге превозмогла и затоптала русскую народническую. При этом важно понимать, что если мы будем продолжать отказываться от этой архаизации как проектной задачи, то мы ее не избежим. Просто она будет задана невозможностью по иному выжить под западными бомбардировками, в условиях иноплеменных нашествий с гор и из пустынь, в условиях распада всей технологичной инфраструктуры – начиная от ЖКХ и заканчивая ЖЖ.

Если мы сами себя не заставим войти в средневековье, катастрофическое развитие вгонит нас в каменный век.

Так же, как если мы не будем драться за свою кровь, то у нас не будет никакой почвы.