Дело “Оборонсервиса” в Москве, “трубное дело” в Петербурге и заявление Путина о том, что в стране надо усилить контроль за госзакупками, вполне можно было бы принять за начало системной борьбы с коррупцией. Но даже аресты людей, близких к представителям высших эшелонов власти, не настраивают членов экспертного клуба “Росбалта” на позитивный лад.

Выступая с посланием перед Федеральным собранием, президент России Владимир Путин заявил, что госзакупки в стране стали “настоящей питательной зоной” для коррупции, в связи с этим он порекомендовал парламенту ускорить принятие закона о федеральной контрактной системе. С учетом возбуждения в последнее время громких уголовных дел против чиновников, это заявление главы государства можно было бы считать началом системной борьбы с коррупцией. Но всерьез слова Путина, убеждены эксперты, никто не принял. В то, что громкие уголовные дела против чиновников не просто разовые акции, по данным ВЦИОМ, верит меньше половины жителей страны (45%) и при этом ровно столько же убеждены, что все это — сведение внутриполитических счетов.

До 75% населения страны оценивают степень коррумпированности общества как крайне высокую, а результаты борьбы с ней заметны только 45% россиян. Занимательно, что позитивные тенденции в сфере борьбы с коррупцией лучше всего видны приверженцам “Единой России” (58%) и “Справедливой России” (59%), а вот почти четверть всех сторонников коммунистов убеждены, что взяток и “откатов” в стране стало только больше. По словам социолога Марии Мацкевич, сами по себе эти уголовные дела, безусловно, находят поддержку в обществе, но не расцениваются гражданами как начало системной борьбы с коррупцией. Еще один примечательный факт — хоть люди и убеждены, что взяточничеством пронизаны все слои власти, но свою вовлеченность в эти процессы граждане не рассматривают как факт коррупции.

“Различные выплаты в сфере медицины или образования люди не считают взяточничеством, для них это нечто бытовое и повседневное”, — поясняет Мацкевич.

Согласен с Мацкевич и экономист Дмитрий Травин, поясняющий, что когда, например, автолюбитель дает взятку сотруднику ДПС, то он оправдывает себя несовершенством сложившейся системы. Люди, продолжая давать взятки, убеждены, что они “жертвы” коррупции. Хотя, возможно, именно в этом и кроется причина, по которой “посадки” чиновников не воспринимаются обществом как борьба с коррупцией: зная о том, что взяточничество процветает абсолютно во всех сферах жизни, сложно рассматривать пару уголовных дел как систему. По мнению психолога Татьяны Чесноковой, само слово “коррупция” в его интернациональном значении не совсем точно характеризует то, что происходит в России.

“У нас сложилась система, когда люди привыкли ориентироваться не на “формальные правила”, а на неформальные взаимоотношения, подкрепляемые материально, — поясняет эксперт. — Безусловно, в эту систему вовлечены все, и большие коррупционеры естественным образом вырастают из людей, привыкших к “благодарностям”, “взаимовыгодным отношениям”, “дружеской кооперации” и так далее”.

В России привыкли не поправлять “неудобный” закон, а обходить его с помощью связей, поэтому, по словам Чесноковой, стоит говорить о коррупции не столько как о криминальном явлении, в которое вовлечено все население страны, сколько о специфическом общественном сознании россиян, отличающемся от условного “западного”. Эксперты сходятся во мнении, что в некотором смысле коррупционные отношения обеспечивают стабильность сложившейся системы.

“Россияне убеждены, что без коррупции некоторые вопросы вообще бы не решались”, — поясняет Дмитрий Травин.

По его мнению, федеральная власть, может быть, и хотела бы всерьез начать борьбу с коррупцией, поскольку “никаких денег не хватит на то, чтобы осуществлять в таких условиях крупные проекты”. По словам Татьяны Чесноковой, судя по всему, уровень коррупции стал так высок, что он уже начинает угрожать управляемости системы. И в Кремле это понимают.

“Если раньше ответственное лицо считало главным реализацию того или иного проекта, и в дополнение к этой главной цели присовокупляло свою личную заинтересованность в виде 20% “отката”, то сегодня это лицо прежде всего думает о том, как ему получить 80% “отката”, а на оставшиеся 20% что-нибудь там соорудить для отвода глаз, — поясняет Чеснокова. — Думаю, руководство страны озаботилось тем, чтобы “подправить систему”, вернуть “откаты” на более скромный уровень”.

По словам Травина, в понимании российских руководителей “борьба с коррупцией” — это назначение одного чиновника, ловить на взятках и “откатах” других чиновников. Возможно такое только в случае, если они не состоят в одном “клане”. Пример — “трубное дело” в Петербурге, инициированное, по словам представителей Смольного, губернатором Георгием Полтавченко. Задело интересы оно пока только ставленников Валентины Матвиенко. Недаром один из основных представителей “матвиенковского” клана сенатор Вадим Тюльпанов заявил после возбуждения уголовного дела о том, что оно “излишне политизировано”. А создан этот прецедент, по его мнению, с той лишь целью, чтобы прикрыть “трубным делом” возможные прорывы теплотрасс в Петербурге.

Системная борьба с коррупцией, по мнению Травина, это прежде всего налаживание в обществе внутренних механизмов, препятствующих взяточничеству. Способствовать этому могли бы демократизация, независимые СМИ и суды, оппозиционные политики. Но этого в России нет.

“Готово ли, например, “трубное дело” зайти слишком далеко?” — задается вопросом Дмитрий Травин, и сам же на него отвечает: “Увидим, если начнут “копать” глубже, и искать покровителей коррупционеров в Москве”.

По его мнению, в Кремле не очень интересуются тем, что в Петербурге арестовали каких-то руководителей комитетов, принятие таких решений — это масштаб Полтавченко. Но если начнут “подтягивать” к делу, например, Валентину Матвиенко, то санкцию на это может дать только один человек — президент России. И только после таких решений можно будет понять, системная борьба с коррупцией в России или же это все разовые акции.