Ведущий в прошлом политтехнолог Кремля Глеб Павловский выступил на днях в еженедельном проекте ТОП-клуб по приглашению Русского управленческого сообщества (РУС) с публичной лекцией «Как власти вернуть доверие общества». Основной темой выступления стал кризис, но не экономический, а кризис доверия между властью и обществом, причем в нашем, эксклюзивно российском ракурсе. «Если бы я выступал в Европе или в любой другой стране перед европейской аудиторией, то совершенно понятно – я должен был бы говорить о кризисе доверия в связи с кризисом демократии. Это очень популярная сейчас в Европе тема, – начал свою лекцию Глеб Павловский. – Это номинированная тема везде, кроме России, поскольку в России тема доверия никак не связана с темой демократии».

В нашей стране, все что имеет отношение к доверию общества власти, по мнению Павловского, не связано с демократическими институтами отнюдь не по причине отсутствия этих институтов. Просто демократические институты в России (а они все же имеются) живут отдельно, а доверие – отдельно.
«Согласно политической теории, демократия невозможна без доверия создаваемой политическими институтами и институтами идентичности нации, – продолжил политтехнолог. – У нас есть все эти элементы, но они разобщены».

Демократия, если судить грубо, не вдаваясь в тонкости, предполагает систему отношений между властью, избирателем и институтами личной свободы – сложные, противоречивые отношения. А институт выборов в этой системе, – это возможность избирателя высказать свою волю, при этом безопасным для себя способом. И вот здесь, считает Павловский, начинается интересный момент, который отчасти этому определению демократии удовлетворяет, а отчасти с ним спорит. А именно – страх.

«К объекту страха ты не можешь испытывать доверия. В России же доверие и страх находятся в тесной связи. Мы живем в поле источников страха различий интенсивности, большой и малой.

А согласно политической теории, государство должно нас освобождать от страхов, оно должно анализировать страх, направляя его против врагов общественного порядка, на криминальные элементы и тому подобные вещи. У нас наоборот – государство источник рассеянного, диффузного страха для граждан», – говорит эксперт.

Создав поле страха, государство работает в нем, выделяя в нем особо опасные категории, но также и так называемые «очаги доверия» – круги неприкосновенных для власти людей, как бы невидимых для правоохранительных органов и неуязвимых для общественного мнения.

«Все началось с того, что даже не Горбачевым, а я даже знаю фамилию человека, который принимал это решение в правительстве (покойный уже), было сказано: «Всех можно трогать, кроме тех, кто занимается кооперативами и занят в центрах молодежной инициативы». Так был создан тот самый «сектор доверия». Внутри этого сектора страх исключался. Там могли делать все что угодно, никакие советские органы туда не лезли. Это решение имело последствия: роль регуляторов там очень быстро заняли бандиты, тем самым привнеся новые угрозы. Но сама модель была создана. Модель сохраняющаяся до сего дня», – говорит Павловский.

Суть модели: когда ты свой – ты невидим для следственных органов, когда не свой – все может быть поставлено под вопрос.

Свободная нация в европейском понимании в таких условиях сформироваться не может. В такой ситуации образуются кланы. То есть, по неким соображениям (по государственным может быть даже), образуются такие зоны в обществе, свободные от страха и репрессий. Естественно, на такие особые территории стекаются все желающие получить свою долю отсутствия страха, а значит долю солидарности: «Потому что только на такой территории мы можем чувствовать себя не боясь, то есть чувствовать себя равными».

Но сегодня мы очень близко подошли к тому порогу, когда даже возможности насильственного доверия исчерпываются. Сейчас даже лояльные не могут рассчитывать на безопасность, на жизнь вне поля тотального страха, что очень хорошо показала отставка министра обороны Анатолия Сердюкова.

«Сердюков, которого я знаю, – предельно лояльный человек, – рассказывает Павловский. – Он военный человек, более того – он буквалист, человек, точно исполняющий указания начальства. Но это его не спасло

, не уберегло от того чтобы стать внезапной мишенью. Почему внезапной? Да потому, что всего говорят об ужасающей коррупции [в Минобороны], а коррупция-то на самом деле стандартная. Такая коррупция у нас по всем отраслям, ничуть не менее ужасающая. Сердюкову было поручено осуществить программу. Он это программу получил просто вот так (показывает пачку бумаги в руках), на руки: «Вот это ты будешь делать в такие-то сроки»».

По словам Павловского, «Сердюкова сбросили на армию как водородную бомбу», заставив реализовывать программу, которую ненавидели все Вооруженные силы. Поэтому Сердюкову, как типичному представителю системы, пришлось создать маленькую коррупционную вооруженную бригаду.

«И еще вопрос, была ли эта команда более коррумпирована… Я даже думаю, что это не вопрос. Конечно же она была менее коррумпирована, чем предыдущее Министерство обороны», – уверен политтехнолог. Примеры коррупции, связанные с Сердюковым, по убеждению лектора, не более ужасающи, чем если бы мы, скажем, вскрыли сельскохозяйственную отрасль. «Я вспомнил сельскохозяйственную отрасль потому, что там есть интеллектуально возбуждающее меня обстоятельство: в цене молока (а это массовая продукция) содержится 30% коррупционной надбавки. Это очень интересно, потому, что это очень много. Она, естественно, возникает не министерстве, она возникает начиная с производства по всей цепочке. И связана, конечно, с монопольным положением всех тех, с кем имеет дело производитель. Но это очень важно, потому что в районе 50% начинается революция», – говорит эксперт.

То, что власть готова в любой момент сделать мишенью тех, кто действует строго по ее указаниям, – это расширяет действие страха на новые территории, ломая установившуюся систему.

«Если власть демонстрирует такую экстравагантность, то оказывается непредсказуемой. Ты хочешь приспособиться к ней, но ты просто не знаешь как это сделать. Если страх разрушает минимум доверия, необходимый для сплоченности системы, минимум, необходимый для понимания и взаимодействия, то как ты с ней будешь сближаться?» – спрашивает политтехнолог.

Ответом на этот вопрос становится рост оппортунистических настроений и, как следствие, желание представителей устоявшихся кланов застраховаться от перемены настроений.

Каждый в России, по мнению Павловского, кроме, конечно, чудаков, хочет сблизиться с властью. По разным мотивам. Редко по идейным, а чаще по мистическим. Оппортунизм это в данном случае – антоним доверия. Это стратегия циников: «Я понимаю, что ты сволочь, ты можешь завтра предать обмануть, но мне надо работать и поэтому я буду с тобой работать. Работать, ни в одном моменте не доверяя тебе». Работать таким образом можно только если страховаться, страховаться, в конечном счете, чем-то ликвидным, а значит – в конце будут стоять деньги.

«Деньги – это универсальный субститут доверия. И вы, наверное, видите, когда по телевизору показывают: сейфы вскрывают и вынимают оттуда миллионы бумажек, – приводит пример Павловский, – Эти миллионы – это такая замена доверия. Если не доверяют, значит доверие надо монетизировать».

Но даже деньги не могут функционировать в ситуации тотального недоверия. Они превращаются во что-то, что нужно вырвать у кого- то из рук и забрать себе. Мы, уверен эксперт, живем в обществе, где вообще все очень мало друг другу доверяют. И первичным в этой цепочке тотального недоверия становится недоверие власти к гражданам. Процесс развития недоверия запускает власть. Павловский приводит пример: Маргарет Тэтчер называла Афганистан «эти изменнические, ненадежные земли». Такими «изменническими землями» для нашей власти является вся территория страны.

«Они [граждане страны] два раза за один век уничтожили государство! Как можно доверять такому народу? Ему доверять нельзя! – описывает он ход мысли власть имущих. –

Мощный поток недоверия идет сверху вниз. Он разгоняется и мультиплицируется, приобретая много вариантов. Например, местные выборы. Возьмем этот муниципальный фильтр. Это же полная глупость, я говорил Путину, что это полная глупость:

кроме того, что на рынок выбрасывается еще одна ценная бумага, ничего больше не происходит. Конечно эта бумага будет тут же куплена. И кем она будет куплена? Теми, кто имеют приоритетные возможности, то есть губернаторами».

Это приводит к смешной ситуации, когда действующий губернатор скупает 100% процентов этих подписей, что приводит к ситуации, когда больше вообще никто не может участвовать в выборах. «Приходится звонить отдельно и говорить: «Дай им [другим кандидатам] 3%, сто подписей», – смеется Павловский.

У президента, при этом, все равно существует право отвода любой кандидатуры, но он не хочет брать на себя роль модератора. Он хочет отстраниться от этой роли, что создает новую цепь недоверия. Он не доверяет ни действующему губернатору (иначе зачем свободные выборы), ни тому, который будет избран (иначе не было бы муниципального фильтра), ни уж, конечно, тем, кто по своей воле претендует на его место. Но при этом он заставляет главного претендента коррумпировать муниципальные собрания, создавая закрытые от него, от президента, электоральные комплексы. То есть,

президент дает возможность губернатору, которому он не доверяет, сформировать свою электоральную армию и дальше переизбираться до бесконечности.

«Сейчас после выборов стало понятно, что здесь (смеется), возникла некоторая проблема, и ее надо будет решать», – резюмирует политтехнолог.

Он уверен: сегодня мы присутствуем при смене модели. «Управляемая демократия» уходит в прошлое. Но что придет ей на смену – пока не ясно. Отличие нынешнего положения в том, что власть больше не может рассчитывать на удовлетворение избирателя выбором, который она сделала. «А еще лет 5–7 назад избиратели удовлетворялись, – вспоминает Павлоский, – Возникла ситуация недоверия по вертикали».

Система Путина, по словам эксперта, в том виде, в котором она создавалась, нереформируема. Поэтому Путин эту систему сейчас ломает, нарушает ее правила.

«Призываю вас сейчас относиться к этому терпимо в каком-то смысле, – просит лектор. – Приход нового часто выглядит отвратительно или по-идиотски. Но Путин отказался от некоего варианта развития, бессмысленного в этом состоянии. Возможно, это неплохой знак».

По мнению Павловского, сегодня даже нельзя сказать, будет ли нынешняя система существовать уже через 3-5 лет. На это сейчас очень трудно делать ставки. Ставки сегодня можно делать только на коалиции.

«Сегодня, когда власть расщепляется, возникает место разных вариантов, а значит для коалиций. И тот, кто хочет сегодня в отрасли экономики, или в общественной жизни чего-то добиваться – должен формировать коалиции», – полагает эксперт.

Коалиции, по мнению Павловского, это уже не кланы, образовавшиеся в зонах правовой неприкосновенности. Это сообщества часто неприятных друг другу людей, которые объединяются по принципу схожести стоящих перед ними задач.

«В верхах идет война кланов, что уже приводит к формированию внутри власти неких новых коалиций (они еще не окончательно сложились), внизу тоже будут формироваться коалиции, – считает Павловский. – Политическая воля у России есть, просто она накапливается не в том месте, где принимаются решения. Игра будет рискованной. Но если говорить о возвращении доверия, то я не вижу иного пути кроме как формирование коалиции за повышение внутривластного доверия. И эти коалиции, какими бы они ни были, уже в новом избирательном цикле сыграют решающую роль».

На вопрос же, как можно спрогнозировать, куда идет власть при таком количестве противоречивых сигналов, Павлоский ответил: «Я не могу сказать куда идет власть. Но мы это обнаружим, и в достаточно скором времени, куда власть движется. И она сама при этом обнаружит».