Ленинград с военной точки зрения чрезвычайно уязвим. Даже без авиации для сильного вражеского флота взятие Ленинграда не является большой проблемой.

Для главных калибров артиллерии вражеских линкоров Кронштадт не велика помеха, а при захвате ленинградских портов подвоз войск морем превращает ленинградскую область в район, из которого вражеская армия легко может наносить удары в сердце России.

Поэтому и у царей главной идеей обороны Петербурга было недопущение флота противника к петербургским подступам. Для этого Финский залив и все подходы к нему в Первую мировую войну перегораживались минными заграждениями. Но мины можно снять. Поэтому главной задачей Балтийского флота было недопущение прорыва минных заграждений – его корабли должны были топить корабли противника при попытке снять мины.

Однако царю было проще. Если вы взглянете на карту Российской Империи, то увидите, что северный берег Финского залива – это Финляндия, входившая тогда в состав Российской империи, а южный берег – это имперская Прибалтика. Балтийский флот был везде дома, по обоим берегам залива стояли его береговые батареи, прикрывавшие минные поля от тральщиков противника и не дававшие вражеским кораблям пройти мимо этих батарей к Петербургу.

Но ведь в СССР после Революции от этого ничего не осталось. Южный берег почти весь был у Эстонии, а от финской границы можно было обстреливать Ленинград из полевых орудий. Морские мины, конечно, можно было поставить, но не защищенные с берега, они были бы моментально сняты. Положение и Ленинграда, и СССР по своей беззащитности было трагическим.

Чего хотел СССР от Финляндии, достаточно правдиво сообщает даже Маннергейм:

«5 марта 1939 года народный комиссар иностранных дел Литвинов через посла Финляндии в Москве Юрье Коскинена предложил приступить к новым переговорам. На этот раз Советский Союз потребовал в аренду на 30 лет острова финского залива Гогланд, Лавансаари, Сескар и оба острова Тютяр-саари. Целью Советского Союза было не строительство укреплений на этих островах, а использование их в качестве наблюдательных пунктов на пути к Ленинграду. Принятие этих предложений означало бы улучшение отношений между нашими странами и выгодное для нас экономическое сотрудничество.

В ответе, который был передан 8 марта, правительство Финляндии заявило, что не может разговаривать о передаче другому государству островов… Народный комиссар иностранных дел, как чувствовалось, ожидал такого ответа и прямо предложил в качестве возмещения передать Финляндии часть территории Восточной Карелии, лежащую севернее Ладожского озера. Это предложение было отвергнуто 13 марта.

…Руководствуясь прежними мотивами. Штейн утверждал, что безопасность Ленинграда в случае нападения на него со стороны Финского залива зависит от передачи этих островов в пользование Советского Союза, и считал, что лучшим решением будет договор об их аренде. Такое решение стало бы гарантией сохранения финского нейтралитета. Советское правительство также готово обменять острова на территорию площадью 183 квадратных километра, расположенную рядом с нашей восточной границей. ….Правительство Финляндии продолжало стоять на своей отрицательной позиции.

Я же считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом. Я разговаривал с министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не удалось. Я также посетил президента и премьер-министра Каяндера, чтобы лично высказать свою точку зрения. Заметил, что острова не имеют для Финляндии значения, и, поскольку они нейтрализованы, у нас отсутствует возможность их защиты. Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем распоряжении.

Моя точка зрения понимания не встретила.

…Я серьезно предупредил, чтобы посол Штейн не уезжал в Москву с пустыми руками. Однако так и произошло. 6 апреля он покинул Хельсинки, не решив порученной ему задачи. Парламент был не информирован о цели визита Штейна. О недальновидном сокрытии этого факта можно только сожалеть».

То есть, целью СССР было приобретение у Финляндии нескольких необитаемых островов для надежного прикрытия устья Финского залива минами на случай войны с Германией. А чего хотело правительство Финляндии, скрывающее эти просьбы СССР и от народа, и от парламента? И вопреки настоянию председателя Комитета обороны Маннергейма? Сегодня это не секрет, правда, не афишируемый «демократическими» историками.

Из оперативных планов финской армии, сохранившихся в Военном архиве Финляндии, следует, что «предполагалось сразу после нападения СССР перейти в наступление и занять ряд территорий, прежде всего в Советской Карелии… командование финляндской армии окончательно отказалось от этих планов лишь через неделю после начала «зимней войны», поскольку группировка Красной Армии на этом направлении оказалась неожиданно мощной».Финляндия собиралась установить новую границу с СССР по «Неве, южному берегу Ладожского озера, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (с включением Кольского полуострова)». Вот так!

Захватнические планы Финляндии подтверждаются и другими документами. В 1941 году финны вместе с немцами напали на СССР. СССР начал пробовать мирно вывести Финляндию из войны. По просьбе СССР посредниками стали Англия и США. Советский Союз предлагал вернуть Финляндии занятые в зимней войне 1939-1940 года территории и еще пойти на территориальные уступки. Англо-американцы настаивали, угрожая Финляндии войной. Но финны не уступали, и в ответной ноте США 11 ноября 1941 года Финляндия заявила: «Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее силы были для этого достаточны».

Но в 1939 году о том, что у них сил и союзников не достаточно, финны еще не знали.

Кто стрелял?

Статью к началу Советско-финляндской войны начну с телеграммы Наркому обороны СССР: «Д о к л а д ы в а ю: 26 ноября в 15 часов 45 минут наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнилы, были неожиданно обстреляны с финской территории артогнем. Всего финнами произведено семь орудийных выстрелов. Убиты 3 красноармейца и 1 младший командир, ранено 7 красноармейцев, 1 младший командир и 1 младший лейтенант. Для расследования на месте выслан начальник 1-го отдела штаба округа полковник Тихомиров. Провокация вызвала огромное возмущение в частях, расположенных в районе артналета финнов. МЕРЕЦКОВ МЕЛЬНИКОВ».

Но в Википедии вы прочтете: «Некоторые авторы выдвигали версию, согласно которой обстрел осуществлён миномётчиками из советских пограничных войск или армейскими артиллеристами, которым указывали цель корректировщики Ленинградского областного управления НКВД». И мы понимаем, кто эти «некоторые авторы» Википедии, узревшие в составе НКВД корректировщиков артиллерийского огня.

Так кто обстрелял советский гарнизон в Майниле накануне Советско-финляндской войны?

Рассмотрим подробности. За четыре дня до начала войны между СССР и Финляндией, 26 ноября 1939 г., финны обстреляли территорию СССР из артиллерийских орудий, и в советском гарнизоне поселка Майнила было убито и ранено несколько советских военослужащих. Однако, инцидент в Майниле никоим образом не был поводом к войне, поскольку уже 27 ноября советское правительство в своей ноте заявило: «Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финской армии, может быть, плохо управляемых финским командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места». Почему так – несколько позже, а сейчас собственно об этом инциденте.

Финский маршал К. Маннергейм, которому и так было о чем писать, отводит этой провокации непропорционально много места, причем очевидно, что он врет. К примеру, когда он забывает о том, что нужно оправдываться в этой провокации, то пишет: «Объединение основной части войск прикрытия (1-й и 2-й бригад) в новую дивизию, подчиненную непосредственно командующему армией, также не предполагало пассивного положения. Еще 3 ноября я дал указание генерал-лейтенанту Эстерману создать такую группировку войск, которая бы обеспечила по возможности эффективную оборону приграничной зоны. Это же повторил в приказе от 11 ноября, в котором еще раз обратил его внимание на то, сколь важной является оборона необходимо большими силами позиций, выстроенных между границей и главной линией обороны».

Тут надо вспомнить, что мощнейшие фортификационные сооружения («линию Маннергейма») финны построили не на самой границе, а в глубине своей территории – на расстоянии от 20 до 70 км. Но это пространство они, как вы прочли у Маннергейма, не собирались сдавать без боя и задолго до войны ввели на него крупные силы, как пишет Маннергейм, с задачей жестокой обороны, но на самом деле эти силы одновременно имели возможность вторгнуться и в Ленинград. Но даже оборона в поле, само собой, невозможна без полевой артиллерии.

Однако когда Маннергейм несколько раз возвращался к обстрелу советской территории 26 ноября, то нагло выдвигал утверждение, будто на территории между границей и «линией Маннергейма» вообще не было никакой артиллерии. Ну, ни ствола!

«Ситуация была несомненно беспокойной. В любой день русские могли организовать провокацию, которая дала бы им формальный повод для нападения на Финляндию. Я отдал приказ на земле, на воде и в воздухе тщательно избегать любой деятельности, которую русские могли бы использовать в качестве предлога для провокации, и приказал отвести все батареи на такое расстояние, чтобы они не смогли открыть огонь через границу. Для контроля за исполнением приказа я командировал на перешеек инспектора артиллерии».

«И вот провокация, которую я ожидал с середины октября, свершилась. Когда я лично побывал 26 октября на Карельском перешейке, генерал Ненонен заверил меня, что артиллерия полностью отведена за линию укреплений, откуда ни одна батарея не в силах произвести выстрел за пределы границы».

Но ведь это же явная брехня: не мог Маннергейм одновременно ставить войскам задачу на оборону предполья «большими силами» и одновременно забрать у войск артиллерию «за линию укреплений», за которой эта артиллерия никак не могла помочь войскам, находящимся в 20-70 км перед этой линией! Да еще и послать к границе командующего («инспектора») артиллерии финской армии! А ему-то что там было делать, если артиллерия выведена за линию укреплений?

Еще штрих: Советский Союз сообщил об обстреле своей территории 27 ноября и до этого числа, по идее, об этом никто не мог знать, в том числе и Маннергейм. Тогда зачем Маннергейм «лично побывал» на месте событий в день обстрела – 26 ноября?

Не менее нагло звучал и официальный ответ финского правительства, в котором уже не только правительство СССР, но все мировое сообщество принималось за дурачков: «…Этим расследованием было установлено, что пушечные выстрелы, о которых Вы упоминаете в письме, были произведены не с финляндской стороны. Напротив, из данных расследования вытекает, что упомянутые выстрелы были произведены 26 ноября между 15 часами 45 минутами и 16 часами 5 минутами по советскому времени с советской пограничной стороны, близ упомянутого Вами селения Майнила. С финляндской стороны можно было видеть даже место, где взрывались снаряды, так как селение Майнила расположено на расстоянии всего 800 метров от границы, за открытым полем. На основании расчета скорости распространения звука от семи выстрелов можно было заключить, что орудия, из которых произведены были эти выстрелы, находились на расстоянии около полутора-двух километров на юго-восток от места разрыва снарядов. …Вследствие этого я считаю своим долгом отклонить протест, изложенный в Вашем письме, и констатировать, что враждебный акт против СССР, о котором Вы говорите, был совершен не с финляндской стороны».

Наглость заявления в том, что, не видя вспышки выстрелов, не зная тип орудия и, соответственно, скорости полета снаряда, финны «на основании расчета скорости распространения звука» определили, откуда велся огонь и даже расстояние до стреляющего орудия.

Давайте сами расследуем этот инцидент, благо финны предоставили кое какие материалы.

Скорость звука

Представим, что орудие стреляет перпендикулярно линии нашего наблюдения за этой стрельбой, а мы находимся примерно в 1,7 км и от орудия и от места разрыва снаряда. Предположим, что само орудие находится от точки разрыва снаряда примерно в 2 км, как и пишут финны в ответной ноте. Предположим, что это был 82-мм миномет, примем среднюю скорость мины относительно земли 110 м/сек. Тогда время подлета мины к точке разрыва примерно будет 2:0,11=18 сек, звук выстрела (скорость звука примем 330 м/сек) миномета долетит до нас примерно через 5 секунд после выстрела, звук разрыва мины через 18+5=23 секунды после выстрела, а время между тем, когда мы услышали выстрел и разрыв, будет 23-5=18 секунд, то есть, столько, сколько мина и летела до цели.

А теперь представим себя стоящими так, что миномет стреляет прямо на нас, а мина разрывается в 1 километре перед нами. Тогда звук выстрела мы услышим примерно через (2+1):0,33=9 сек после выстрела, звук разрыва мины примерно через 18+(1:0,33)=21 секунду после выстрела, а время между тем, как мы услышали выстрел и разрыв будет 21-9=12 секунд. Как видите, в зависимости от направления, с которого мы слушаем стрельбу, время между выстрелом и взрывом меняется очень сильно даже при очень низкой скорости полета снаряда.

Но если мы предположим, что при тех же условиях мы слушаем огонь принятой тогда на вооружение дивизионной пушки Ф-22, то картина вообще меняется. У нее начальная скорость снаряда 690 м/сек, если мы примем среднюю скорость снаряда по отношению к земле 500 м/сек, то время полета снаряда до цели будет 4 секунды. Тогда в первом случае, звук выстрела пушки долетит до нас за те же 5 секунд после выстрела, звук разрыва снаряда через 4+5=9 секунд после выстрела, а время между тем, как мы услышали выстрел и разрыв, будет 9-5=4 секунды. Если же пушка стреляет на нас, то звук ее выстрела мы услышим примерно через те же 9 сек после выстрела, звук разрыва снаряда примерно через 4+(1:0,33)=7 секунд после выстрела, а время между тем, как мы услышали выстрел и разрыв будет 7-9=-2 секунды. То есть, сначала мы услышим звук разрыва, а через 2 секунды звук выстрела.

Как видите, в зависимости от того, с какого места мы слушаем стрельбу любого вида оружия, время между тем, когда мы услышим выстрел орудия и звук разрыва, будет различным.

20 секунд

А вот теперь прочтите результаты финского «расследования» этого инцидента, в «правдивости» которого у историков нет сомнения. (Выделения в тексте мои. – Ю.М.)

«После того, как финны констатировали разрывы 26.11 в д. Майнилы, расположенной по ту сторону границы, начальник погранотряда Карельского перешейка подполковник К. Инкала распорядился провести дознание по поводу случившегося. Эти допросы были сняты 27.11 как в роте погранохраны, так ив 1-м егерском батальоне. Несмотря на то, что незначительный снегопад затруднял ведение наблюдения, тем не менее дозорные констатировали, что разрывы произошли на территории СССР. Рядовой В. Пекканен, род. 23.6.1914, во время опроса, проведенного 27.11.39 в канцелярии 4-й роты погранохраны по поводу разрывов, слышанных с территории СССР из района Майнилы 26.11.39, показал следующее:

«26.11 в 14.45 послышались два выстрела с интервалом в 20 сек. из д. Майнилы. Судя по звуку я решил, что выстрелы произведены из миномета. Примерно через 20 сек. послышалось два разрыва с того же направления, но ближе к границе. В 14.58 снова послышался один разрыв из Майнила, с того же направления, но немного дальше от границы. Во время произведения наблюдений я находился на шоссе неподалеку от моста у деревни Яппинен».

Рядовой М. Микеля, род. 30.10.1912, показал следующее: «26.11.39 я находился в наряде по охране границы. В 14.45 я услышал выстрел с направления 24-25. Еще примерно через 20 сек. послышался разрыв со стороны заставы Майнила. Примерно через 3 мин. послышался снова разрыв с того же места, что и предыдущий. Еще примерно через 3 мин. снова послышался выстрел, за которым последовал разрыв. Я продолжил обход и больше не считал последующие разрывы, которых было еще несколько».

Рядовой (щюцкор) Они Эмил Савалайнен, род. 6.1.1920, показал: «Я находился на наблюдательном пункте в дозоре 26.11.39 между 15.00 и i 8.00. Когда я прибыл на место несения наряда, я услышал выстрел и примерно через 20 сек. после этого отметил разрыв в направлении 15-00. Расстояние от места наблюдения составляло примерно 1100 м. Примерно через 3 мин. после этого на месте разрывов появился один человек, а затем на место прибыло 5 или 6 человек. Они рассматривали воронку от взрыва в течение примерно 3 мин. Солдаты не производили раскапывания земли и не забирали ничего с собой. После этого на том месте никто не появился. Насколько я представляю, выстрелы были произведены с русской стороны направления 18-00 или 19-00. С этого направления после разрывов были также слышны винтовочные выстрелы».

Непонятно, как финны в данном случае указывают направление, обычно на Западе принято указывать его по циферблату часов, но тут есть число «25», хотя, возможно, это ошибка при переводе, либо, все же, направление дано не понятым мною способом. Кстати, двух этих направлений уже достаточно, чтобы примерно установить местоположение орудия. Но финны ребята умные, они и про скорость звука знают!

Судя по показаниям Савалайнена, стреляющее орудие было очень близко от линии границы, поскольку он, якобы, слышал еще и винтовочные выстрелы. То есть, по его показаниям получается, что орудие стреляло как бы вдоль границы и перпендикулярно линии его наблюдения, а Пекканен, наоборот, как бы, стоял на линии огня. (Так и видятся доблестные пограничники и шюцкоровцы нищей Финляндии, стоящие на своих постах все время дежурства с секундомерами в руках в ожидании возможных выстрелов).

Однако время между выстрелами у всех «наблюдателей» одинаковое – 20 сек. И как же понять то, что все стояли в разных положениях относительно линии огня, но дружно замерили одинаковое время, да еще такое большое??

Если мы сделаем обратный расчет выстрелов, которые описал рядовой Пекканен, и которые велись прямо в его направлении, то получится, что снаряд 1,5-2 км летел 29 секунд, средняя скорость артиллерийского снаряда получается 50-60 м/сек. Это при том, что стрела, пущенная из лука, летит со скоростью до 100 м/сек. Тогда это из чего стреляли? Из рогатки? А финны, видишь ли, на основании показаний этих солдат сделали еще и расчеты «на основании расчета скорости распространения звука». Ну, давайте и мы их сделаем.

В случае с Пекканеном, который находился на одной линии с линией огня, рассмотрим огонь из всего артиллерийского оружия РККА, имевшего минимальные в артиллерии начальные скорости полета снарядов. Это 82 и 120-мм минометы и полковая 76-мм пушка. (Поскольку этот Пекканен решил, что стреляли из миномета, то надо считать, что калибр орудия был не очень велик).

При стрельбе на предельные дальности, скорость выпускаемых этими орудиями мин и снарядов была, соответственно: 211, 272 и 387 м/сек. Поскольку это начальные скорости снарядов, а снаряды летят по крутой траектории и скорость их к концу полета падает, то я их среднюю скорость относительно земли приму, соответственно: 110, 165 и 220 м/сек. Это мало, поскольку получается, что при выстреле под углом 40-45 градусов, к концу полета снаряд должен иметь чуть ли не нулевую составляющую горизонтальной скорости, но ладно.

И, чтобы по примеру финнов и на основании «скорости распространения звука», рассчитать расстояние до стреляющего орудия, составим простенькое уравнение, в котором это расстояние, деленное на скорость звука, приравняем к этому же расстоянию, деленному на горизонтальную скорость снаряда, плюс эти пресловутые 20 секунд.

Получим, что для того, чтобы мина 82-мм миномета разорвалась через 20 секунд после того, как Пекканен услышал выстрел, миномет должен был находиться в 3,3 км от места разрывов его мин. Но у этого миномета предельная дальность стрельбы – 3,0 км. 120-мм миномет должен был находиться на удалении 6,6 км от места разрывов его мин, но у него максимальная дальность стрельбы – 5,7 км. Полковая пушка должна была находиться в 13,2 км от места разрывов ее снарядов, но у этой пушки предельная дальность стрельбы – 8,5 км. То есть, у Красной Армии не было такого оружия, чтобы при стрельбе в направлении противника, была услышана разница между выстрелом и разрывом в 20 секунд.

А вот если считать, что выстрелы произведены из финского 81-мм миномета из-за спины пограничников с расстояния 1-1,5 км, через голову финских наблюдателей у границы и на километр перед ними, то тогда выстрел ими будет услышан примерно через 3-5 секунд соответственно. А разрыв через 21-26 секунду. Разница между звуком выстрела и звуком разрыва, как раз и будет 18-21 секунда, то есть, около этих пресловутых 20 секунд.

В свете этих расчетов с помощью «скорости звука» получается, что этот финский командующий артиллерией под наблюдением Маннергейма и командовал огнем финского миномета, обстреливающего советский гарнизон в Майниле, надо думать, это у него был секундомер, и это он засек разницу во времени между выстрелами и разрывами в 20 секунд И он же, не подумавши, надиктовал финским солдатам их объяснения, сдуру предложив им всем вписать эти 20 секунд. Хотел, как лучше… Как умнее!

Финны не могли больше ждать

И это неуклюжее вранье по поводу инцидента, который, казалось бы, яйца выеденного не стоит, приводит к мысли, что финны действительно обстреляли советскую территорию, провоцируя СССР на войну. Но ССР, как говориться сегодня, «повелся» не на эту провокацию, а на наглый отказ финнов отвести их отмобилизованную армию всего на 20-25 км от границы. Замечу, что это расстояние не случайно, и выбрано, чтобы не оскорблять финнов, – им предлагалось отвести войска не за линию Маннергейма, а до нее. Ответ последовал столь наглый, что, по сути, именно он переполнил чашу терпения СССР. В ноте СССР об этом говорится прямо:

«2. Отказ правительства Финляндии отвести войска, совершившие злодейский обстрел советских войск, и требование об одновременном отводе финских и советских войск, исходящие формально из принципа равенства сторон, изобличают враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой. На самом деле мы имеем здесь не равенство в положении финских и советских войск, а, наоборот, преимущественное положение финских войск. Советские войска не угрожают жизненным центрам Финляндии, ибо они отстоят от них на сотни километров, тогда как финские войска, расположенные в 32 километрах от жизненного центра СССР – Ленинграда, насчитывающего 3 с половиной миллиона населения, создают для него непосредственную угрозу. Не приходится уже говорить о том, что советские войска, собственно, некуда отводить, так как отвод советских войск на 25 километров означал бы расположение их в предместьях Ленинграда, что является явно абсурдным с точки зрения безопасности Ленинграда. Предложение Советского правительства об отводе финских войск на 20-25 километров является минимальным, ибо оно ставит своей целью не уничтожение этого неравенства в положении финских и советских войск, а лишь некоторое его смягчение. Если правительство Финляндии отклоняет даже это минимальное предложение, то это значит, что оно намерено держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск.

3. Сосредоточив под Ленинградом большое количество регулярных войск и поставив, таким образом, важнейший жизненный центр СССР под непосредственную угрозу, правительство Финляндии совершило враждебный акт в отношении СССР, несовместимый с пактом о ненападении, заключенным между обеими странами. Отказавшись же отвести войска хотя бы на 20-25 километров после происшедшего злодейского артиллерийского обстрела советских войск со стороны финских войск, правительство Финляндии показало, что оно продолжает оставаться на враждебных позициях в отношении СССР, не намерено считаться с требованиями пакта о ненападении и решило и впредь держать Ленинград под угрозой. Но правительство СССР не может мириться с тем, чтобы одна сторона нарушала пакт о ненападении, а другая обязывалась исполнять его. Ввиду этого Советское правительство считает себя вынужденным заявить, что с сего числа оно считает себя свободным от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении, заключенного между СССР и Финляндией и систематически нарушаемого правительством Финляндии».

И, повторю, если вдуматься, ничего удивительного в этом инциденте нет. К декабрю 1939 г. финны уже второй месяц, как объявили и провели мобилизацию армии, доведя ее численность до полумиллиона человек, и были полностью готовы к войне. А СССР ее все не начинал и не начинал, пытаясь решить вопросы переговорами.

Тут надо понимать, что объявление мобилизации это и есть объявление войны, поскольку это настолько дорогое мероприятие, что его иначе понимать невозможно. Примером можно привести начало Первой Мировой. Россия в защиту Сербии объявила мобилизацию, как бы, с угрозой воевать с всего лишь с союзницей Германии Австро-Венгрией за Сербию, но зная, что Германия обязана будет вступиться за Австро-Венгрию. Германия потребовала прекратить мобилизацию, Россия отказалась, Германия объявила себя в состоянии войны с Россией, чтобы самой успеть провести мобилизацию для войны с Россией.

Или в пример можно привести отказ Сталина объявить открытую мобилизацию до нападения Германии на СССР, чтобы ни в коем случае не выглядеть напавшей стороной. Повторю, объявление мобилизации – это и есть объявление войны.

А финны, повторю, уже полтора месяца, как отмобилизовали в армию каждого седьмого жителя! Убытки Финляндии от потери трудоспособного населения росли с каждым днем, финны не могли уже ждать! И СССР понимал, что финны уже объявили ему войну, но нагло хотят остаться «пострадавшей стороной», поэтому будут делать все, чтобы спровоцировать СССР на первый выстрел. Поэтому-то СССР и не спешил – он изматывал Финляндию экономически, хотя немцы уже и стояли у границ СССР, хотя Англия и Франция отказались от союза с СССР против немцев, а сами с немцами не воевали! У СССР не было необходимости ускорять войну с финнами провокацией.

Вот именно с этих позиций нужно смотреть и на сам инцидент в Майниле, и на такую, как бы, благодушную реакцию СССР на него.

А сами финны открыто начать войну не могли, иначе в Лиге наций за них бы не проголосовали даже Уругвай с Колумбией. Приходилось провоцировать СССР таким вот незатейливым способом.

Кстати, о Лиге наций, мамочке ООН, которая в те времена тоже была проституткой, как и ее дочка сегодня.

В те годы агрессивность Финляндии была очевидна. Ведь если СССР, начав войну, решил захватить Финляндию, то остальные скандинавские страны становились в очередь. Они должны были бы перепугаться, они должны были бы немедленно вступить в войну на стороне финнов, они должны были бы ополчиться против СССР всеми способами. Но… Маннергейм зло вспоминает: «Впрочем тут же снова обнаружилось, что Финляндия не может ожидать активной помощи от Скандинавских стран. Если такие страны, как Уругвай, Аргентина и Колумбия, на Ассамблее Лиги наций решительно встали на нашу сторону, то Швеция, Норвегия и Дания заявили, что они не будут принимать участие в каких-либо санкциях против Советского Союза. Более того – страны Скандинавии воздержались от голосования по вопросу об исключении агрессора из Лиги наций».

То есть, Финляндия для соседей Финляндии, скандинавских стран, не казалась невинной девочкой, а СССР не выглядел агрессором.

Вот так!