Почему сочувствуют осуждённым в Копейске?

В исправительной колонии № 6 города Копейска взбунтовались заключенные. Казалось бы, законопослушный гражданин, обративший внимание на эту новость, должен быть целиком на стороне администрации колонии, УФСИН и властей вообще — ведь свои требования выдвинули не законопослушные граждане, а люди, осужденные за совершенные ими преступления.

Шестая колония — колония «красная», строгого режима, там должны отбывать наказание люди, которых лишили свободы за тяжкие преступления. Поэтому несколько странно выглядят требования о смягчении режима и освобождении нескольких заключенных из штрафного изолятора. УФСИН продолжает твердить, что эти требования незаконны. Что ж, это так и есть, если руководствоваться буквой закона. Формально и в свидании отказать могут, причем всем сразу. Повод погомонить хороший, одна беда: незаконный.

Разумеется, если в колонии имели место пытки и избиения заключенных, то акция неповиновения могла оказаться единственным способом привлечь внимание к этим нарушениям. Так что надо разбираться, и выводы прокуратуры о том, что никаких фактов избиения в ИК № 6 не было, выглядят весьма поспешными. Но это естественно — разбираться с делом, в котором виноваты обе стороны, сложнее, поэтому и нет желания быть зачинщиком такого сложного разбирательства. Если родственники и правозащитники будут настойчивы, а дело не уйдет с новостных лент, то проведут и вторую проверку, и третью. Общественный резонанс у нас в стране действует почти безотказно, как и спецназ УФСИН, который то ли вошел на территорию зоны, то ли нет…

Естественно и то, что из-под стен исправительного учреждения разогнали то ли родственников осужденных, то ли группу крепких «пьяных молодых людей, ведущих себя агрессивно» — когда в колонии бунт, иметь по другую сторону колючей проволоки толпу сторонников бунтующих как-то не с руки. А уж нарушили закон при этом полицейские или нет, тоже надо разбираться. И если события вокруг копейской колонии останутся в фокусе СМИ и самых разных правозащитников, то и по данному инциденту последуют дальнейшие разбирательства.

Здесь можно было бы и поставить точку, поскольку всерьез говорить о «гражданском протесте» осужденных как-то странно, ведь по всем ним есть решения суда, и, стало быть, они являются преступниками, лишенными свободы и пораженными в правах. Еще более странно было бы сочувствовать действиям заключенных, ведь будь бунт более удачным и агрессивным, возникла бы опасность побега опасных преступников.

Все это так. Если бы не одно но.

Мы все довольно хорошо осведомлены о том, какие условия содержания в наших колониях и тюрьмах. Без преувеличения, они адские. Что ж, жизнь в местах лишения свободы и не должна казаться медом. Когда русский человек видит одиночную камеру, в которой свой пожизненный срок будет отбывать Андерс Брейвик — ни дать ни взять гостиничный номер, который в Копейске и не сыщешь, — у него возникает ощущение неправильности: человек, хладнокровно убивший более 70 ни в чем не повинных людей, будет жить в чистоте и уюте, в таких условиях, в которых очень многим нашим гражданам никогда не жить.

Надо правда сказать, что тюрьмы Северной Европы — скорее исключение из правил. В большинстве стран мира зоны отнюдь не сахар. В тюрьмах Великобритании, Франции, США условия далеки от норвежских, нравы царят суровые, да и законы преступного мира по всей планете мало чем различаются. Так что тюремный ад — явление вполне универсальное.

Само собой, как у нас в стране, так и за рубежом действует множество правозащитных организаций, которые всячески стараются облегчить долю заключенных, сохранить за ними тот минимум прав, который у них по закону еще остается, призывают руководство пенитенциарной системы соблюдать закон и проявлять милосердие. И в целом мы видим, что их усилия не проходят даром — сегодняшние тюрьмы цивилизованных стран никак нельзя сравнить с каторгой образца XIX века.

И всё же тюрьма остается адом, человек попадает из привычных жизненных условий в условия, которые не могли бы ему привидеться и в кошмарном сне. Жизнь за колючей проволокой гнет, ломает, калечит. Что ж поделать! Человек наказан по решению суда, закон есть закон.

Если закон справедлив, а его исполнение близко к безупречному, то все разговоры о правах заключенных и «смягчении режима» могут вестись только из гуманных соображений. Совсем другое дело, когда закон репрессивен, суд имеет обвинительный уклон, правоприменительная практика порой вызывает оторопь, а к органам следствия и охраны порядка отношение, мягко говоря, не лучшее. Тогда чисто психологически права заключенных конвертируются в права невинно осужденных и любой протест даже закоренелых преступников предстает совсем в другом свете.

Еще раз оговорюсь, что это чисто психологический эффект. Однако общественную психологию никто не отменял. Она, как и общественный резонанс, работает весьма эффективно, ее очень сложно переломить доводами разума. Это тот самый эффект, который мы наблюдали в свое время с так называемыми приморскими партизанами. Тогда людям, преступившим закон, сочувствовала значительная часть населения страны. Дело было не в том, что «партизаны» хорошие, а в том, что к МВД нет доверия.

А если нет доверия и к суду, то благодаря тому же эффекту может возникнуть сочувствие и к бунтующим заключенным, независимо от того, достойно себя вело руководство колонии или нет.

Если бы не было дел по так называемому превышению пределов необходимой обороны, которые приобретали оправдательный характер только тогда, когда общество буквально вставало стеной за подсудимых, если бы не было дел, в которых присяжные выносили оправдательный приговор, который отменялся вышестоящей инстанцией, и человек отправлялся в тюрьму, если бы этот самый суд присяжных мог бы получить каждый гражданин и по каждому делу, если бы судебный процесс действительно был состязательным при полном равенстве сторон, наконец, если бы все наши правоохранительные органы действительно охраняли право, то ни о каком сочувствии заключенным речи бы не шло — вся страна бы сейчас недоумевала, почему спецназ в первый же день не навел порядок в копейской колонии.