Регулярные спецоперации в Нальчике, бомбардировки баз террористов в Дагестане, выходки приезжих с Северного Кавказа в центре Москвы: кавказская тема не покидает передовицы в СМИ, и даже затишье в регионе воспринимается как скрытая угроза.

Россия так и не смогла полностью интегрировать Кавказ в качестве естественной части своей территории и культуры, и, похоже, начались медленные процессы отторжения и самоизоляции этого региона. Это означает, что “цена Кавказа” для Москвы существенно повысится, но отказаться от содержания региона Россия сегодня не в состоянии.

Колониальный синдром

В последние годы требования прекратить кормить Северный Кавказ, а то и вовсе отделить кавказские республики все чаще исходят из самого центра России, не желающего нести ответственность за капризную и нестабильную окраину. В связи с этим чаще возникает вопрос: что такое Кавказ для России? Пережиток имперского колониализма, последняя страница истории которого переворачивается на наших глазах, подобно тому, как это было с французским Алжиром в середине 1950-х? Или же неотъемлемая часть страны, интеграция которой началась едва ли не тысячу лет тому назад с Тмутараканского княжества? Первую точку зрения, похоже, разделяют популярные на русском Кавказе “славянские союзы, а также московские организаторы “русских маршей” и радетели “Республики Русь” в границах 1612 года. Вторая является пока официальной позицией федеральных властей, для которых Кавказ – ключевой регион для привлечения инвестиций и полигон для реализации политики сохранения и сдерживания, ставшей фактически национальной идеей в последние 10 лет.

С подобными вопросами российские правители сталкивались еще в XIX веке – достаточно вспомнить хотя бы кровопролитную пятидесятилетнюю Кавказскую войну. Но универсальных рецептов для подчинения и удержания региона выработать так и не удалось. В Кабарде и Дагестане все шло более или менее просто путем лоялизации элит, то есть по нынешнему чеченскому сценарию. В Западной, закубанской Черкесии, в Чечне и Ингушетии роль аристократии была несущественна: там разными методами приходилось договариваться с горскими обществами, где каждый считал себя равным. На Северном Кавказе Россия сталкивалась с ожесточенной партизанской войной и, вынужденная действовать теми же методами, проводила поэтапную казачью колонизацию, разбавляя моноэтнические пространства.

Советская власть дала горцам немало с точки зрения автономизации, развития культуры, письменности, но в то же время принесла и невиданные репрессии. Сталинский режим провел депортацию чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев, на 12 лет решительно перекроив административную карту региона в пользу русских и грузин. Известно о межнациональных конфликтах и попытках проведения митингов в Грозном и Владикавказе в 1950-х, 70-х годах, которые были жестоко подавлены при участии армии и спецназа. Но столь тяжело давшиеся в советское время десятилетия культурной интеграции кавказских народов были фактически перечеркнуты уже на наших глазах.

Крах советской идентичности с “пятнадцатью республиками-сестрами”, дружбой народов и детскими стихами о Ленине на сотне языков Союза нигде не был таким полным и очевидным, как на Кавказе. Абсолютно все неразрешенные или приторможенные конфликты дореволюционного периода вдруг вышли на поверхность 20 лет назад. И крах этот не менее отчетливо ощутим в русских областях Центральной и Северной России, куда вдруг нагрянули уверенные в себе, сильные клановыми спайками гости с юга, которые деловито принялись занимать ключевые позиции в бизнесе и силовых органах. Вплоть до сегодняшнего дня идет расползание Кавказа по России, невиданное до того прежде. “Колонизация наоборот” отзывается социальными взрывами в Кондопоге и поселке Сагра, перестрелками в общественном транспорте и митингом на Манежной.

Даже те русские, что живут бок о бок с горцами на протяжении нескольких поколений, не чувствуют себя частью Кавказа и не собираются нести ответственность за народы, втянутые их предками в орбиту России. Выделение Северо-Кавказского федерального округа с центром в Пятигорске в 2010 году вызвало острую критику со стороны русского Ставрополья, почувствовавшего себя “оторванным” от Кубани и Ростова. Был даже организован сбор подписей за выход края из округа. Линия разлома делается все ощутимее, и чтобы увидеть ее, достаточно совершить короткую поездку в восточные регионы Ставрополья или по маршруту Пятигорск-Нальчик-Назрань.

Кавказский ковер

Слово “кавказец” давно уже несет негативный смысл для среднерусского обывателя: чего стоят, например, объявления об аренде и продаже квартир в столице (“без Кавказа и Азии”) или фактическая демонизация в массовом сознании любимого горского танца, лезгинки. Самое позитивное, что люди еще готовы воспринимать о Кавказе – это знаменитые комедии и байки из жизни горячих южных парней, ярким воплощением которых сегодня стал собирательный телегерой Жорик Вартанов.

Да, юмор, особенно межнациональный, на Кавказе в ходу. Шутят друг над другом ингуши и чеченцы, в Пятигорске ходят анекдоты про кабардинцев, в Кабарде – про балкарцев, посмеиваются друг над другом ставропольские русские и армяне. Это нормальная ситуация для народов, живущих веками бок о бок. Многолетняя исследовательская экспедиция “Кавказский мир”, проводимая Российским этнографическим музеем (Санкт-Петербург) на материале станиц юга Ставрополья и соседних кабардинских сел, доказала: их жители, то и дело вступающие в конфликты на бытовом уровне, не могут существовать друг без друга. В их картине мира обязательно должен присутствовать “посторонний” населенный пункт по соседству.

На самом деле понятие “кавказец” куда более растяжимо, чем “европеец” или даже “азиат”, включает в себя множество культур. Речь идет об особой кавказской идентичности, заметной и в поведенческих стереотипах, и в культурно-бытовых традициях, и в пресловутой клановости, и в крепких диаспоральных связях. В любой дружеской компании Пятигорска, Ставрополя, Краснодара (а когда-то так было и в Грозном) обязательно найдутся люди разных национальностей, нередко встречаются смешанные браки. Так, в Моздоке сегодня действует популярный ресторан, каждый зал которого посвящен одному из этносов Кавказа, его хозяин – чеченец. Даже антисемитизм, священная корова националистов всех мастей, плохо приживается в местах, где горские евреи являются одним из коренных народов.

Естественно, что в столь пестром регионе, где даже близкородственные соседи имеют друг к другу списки веками сложившихся претензий, не обходится без конфликтов. Общепринятой для Кавказа становится практика гасить конфликты через межнациональные советы, как это случилось после недавней стычки в Кисловодске. Лидеры диаспор и представители местной власти охотно цитируют Владимира Путина, неоднократно говорившего о необходимости подобной политики в масштабах всей страны. В условиях самодискредитации МВД, куда более очевидной на Кавказе, чем где либо еще, именно “народная дипломатия” становится реальным инструментом сдерживания.

Полоса отчуждения

И все же национальная рознь тлеет здесь, изредка прорываясь резкими вспышками. Большинство местных экспертов сводят ее причины к недальновидности Москвы, которая во-первых, значительно отпустила в свое время удила, а во-вторых, порой позволяла себе говорить с представителями кавказских народов в странном для этого региона тоне.

Про Бориса Николаевича Ельцина, первого президента России, в регионе ходит анекдот: в 1991 году, во время предвыборной поездки по Северной Осетии и ЧИАССР, он, не разобравшись, в какой населенный пункт попал, поприветствовал встречавших его ингушских старейшин в папахах: “Здравствуйте, товарищи казаки!” Ответом ему было угрюмое молчание. Обещания суверенитета и полной реабилитации раздавались тогда ингушам, чеченцам, карачаевцам и балкарцам, свои слова находились и для казаков. Вспышка насилия в регионе началась прямо в том же году с событий в станице Троицкой, а потом – с приходом к власти Дудаева.

“Политика на Кавказе должна быть последовательной. Кавказ не приемлет демократии и либерализма. Это не значит, что ему нужна тирания. Это значит, что людям нужны четкие границы поведения, переступать которые очень опасно”, – рассуждает ингушский блогер. В любом чиновнике из центра здесь видят не просто присланного сверху начальника, но еще и носителя миропорядка, способного внедрять и отстаивать российские ценности на понятном кавказцам языке. Центральная власть не должна здесь казаться ни слабой, ни тем более смешной.

В 2011 году полпред президента в СКФО Александр Хлопонин публично удивился просьбам построить кардиоцентр в Назрани: до осетинского Владикавказа, где такой центр уже выстроен по последнему слову техники, от столицы Ингушетии всего 20 километров. Если бы господин Хлопонин лучше разбирался в нюансах дружбы народов на Северном Кавказе, то он бы такого вопроса задавать не стал. Хорошим аргументом в пользу строительства больницы в Назрани может стать, к примеру, ситуация в пограничном селе Чермен (оно же ингушское Базоркино), напоминающее своими блокпостами и выглядывающими из домов угрюмыми жителями отечественный сектор Газа.

История отношений между осетинами и ингушами является наглядной иллюстрацией того, насколько запутан национальный вопрос на Кавказе. В результате конфликта 1992 года Северную Осетию покинуло практически все ингушское население, проживавшее в Пригородном районе. В ответ ингушами были вытеснены из своей республики немногочисленные осетины и десятки тысяч поддержавших их сунженских казаков. До сих пор жители Владикавказа предпочитают поездке в осетинский Моздок по ингушской территории (80 километров) маршрут через Кабардино-Балкарию (160 километров).

Во Владикавказе не услышишь ингушской речи – нет, ингуши бывают там часто, но на людях общаются по-русски. Бесланская трагедия только усугубила напряженность, а теракты, вроде того, что недавно произошелна осетинском полицейском посту, подливают масла в огонь. Но конфликтом с осетинами неприятности Назрани не ограничиваются.

Не так давно Ингушетия, этот крошечный субъект федерации, в очередной раз привлек к себе всеобщее внимание, когда все тому же Алексадру Хлопонину пришлось показательно мирить президентов Кадырова иЕвкурова. http://lenta.ru/news/2012/09/07/stop/ У Ингушетии до сих пор не проведена административная граница с Чечней, претендующей на весомую часть соседской территории. Административные границы республик и краев, установленные совсем не по этническому принципу, остаются главным негативным наследием советского периода для Северного Кавказа. Но любая попытка их пересмотра в пользу того или иного этноса приведет к непредсказуемым последствиям для остальных.

От Ичкерии к имарату

Сегодня демонстрация покорности элит Москве на Северном Кавказе доходит до размаха соцсоревнования. Праздники в духе “столько-то-летия присоединения нашей республики” отмечаются исправно, в Нальчике развешивают плакаты “Навеки с Россией” (эти слова красуются и на установленном еще в 1957 году в центре города памятнике адыгской княжне Марии Темрюковне, жене Ивана Грозного), в Грозном центральному проспекту показательно присвоили имя Путина. Эта показная лояльность Кремлю, разумеется, нужна для отвода глаз и демонстрируется с истинно восточной хитринкой. Но лишь ради того, чтобы центральная власть не лезла в дела местных кланов, а не для маскировки вынашиваемых кем-то сепаратистских идей.

Однако разговоры об отделении Северного Кавказа от России все же заставляют задаться вопросом: существует ли сегодня на Кавказе сколько-нибудь реалистичный проект, позиционирующий будущее региона вне России? Если обратиться к истории, то окажется, что в прошлом подобные проекты были, но исключительно сепаратистского толка. Самый успешный из них – государство Шамиля, просуществовавшее почти 30 лет, до 1858 года. Имаму Чечни и Дагестана удалось объединить разрозненные народы и кланы под знаменем ислама и под лозунгом борьбы с мощным чужеродным противником, Российской империей.

Сейчас на Кавказе прекрасно понимают: сепаратистский проект на данный момент может быть только один, так называемый “Имарат Кавказ”, радикальное исламское государство на пространстве от Черного моря до Каспия. На ваххабитских сайтах можно даже отыскать карту этого самопровозглашенного образования, где первую скрипку все еще играют чеченские “лесные братья” во главе с Доку Умаровым. Кавказ на ней поделен на вилайяты, русские названия городов заменены местными, Грозный зовется Джохар. Северная граница проходит по Кумо-Манычской впадине, южная – по Кавказскому хребту. Разумеется, славянам в этом новом миропорядке места нет, и вот еще одна любопытная деталь: среди республик-вилайятов нет Осетии, а ее территория зовется “Вилайят Галгейче”, будучи как бы отданной ингушам.

На фоне очевидной слабости федерального центра идеология ваххабизма выглядит для иных кавказцев выигрышной, являясь по сути сплавом большевизма с национал-социализмом на религиозной закваске. Падкой на радикализм молодежи проповедуется равенство всех перед законом шариата, борьба с богатыми (именно они, согласно ваххабитским выкладкам, поддерживают ненавистную Москву). Не следует забывать, что в условиях сохраняющейся клановости, когда малолетний террорист и республиканский министр считают друг друга не просто однофамильцами, а дальними родственниками, любое социальное неравенство и несправедливость очень лезут в глаза.

Идеологи “проекта Имарат” на свой лад тоже пытаются устранить все вековые противоречия между соседними народами: декларируется принцип того, что ты сначала мусульманин, часть мировой уммы, а затем уже кавказец и лишь в последнюю очередь аварец или кабардинец. Царство истины и справедливости настанет, утверждают ваххабитские идеологи, тогда, когда последний “кафир” (иноверец и “русский оккупант”) отправится за реку Дон, новую границу имарата. Но дело не только в славянах или осетинах, по преимуществу православных: вместе с кафирами проклинаются и “мунафики”, то есть как бы единоверцы, исповедующие “неправильный”, нерадикальный ислам, да еще и заклейменные как “пособники оккупантов”. В этой категории находится вся интеллигенция, силовики и представители власти. Вот почему события в той же Ингушетии и Дагестане, разделившие по идеологическому принципу целые тейпы и семьи, все больше напоминают классический сценарий гражданской войны.

Если все же представить себе гипотетическое отделение Северного Кавказа, то Центральная Россия и Европа окажутся наводнены миллионами беженцев. Причем именно из числа представителей “титульных” народов, которым не найдется места в рамках нового порядка. Это, хотя и по другим причинам, уже произошло с чеченцами: далеко не все из покинувших республику в 1990-е годы вернулись назад. Чеченские диаспоры сегодня распылены по всей Европе – уникальный случай для народа, до депортации 1944 года практически не выбиравшегося из родных гор. Республика решилась львиной доли национальной интеллигенции: тихо трудится на посту профессора МГУ Руслан Хасбулатов, фактически невозвращенцем стал писатель Герман Садулаев. “Я не чеченец, у меня справка есть”, – грустно шутит он, получивший “волчий билет” лично от Рамзана Кадырова.

Деньгами и почетом

“Как они там, в Москве, не понимают! – восклицал в 1991 году один ингуш, секретарь горкома. – Надо дать Дудаеву денег, маршальское звание, и вся эта буча утихнет. Кавказ любит деньги и почет, у нас же обычный восточный менталитет!” Опыт нынешней политики в Чечне доказывает: теперь-то Москва все поняла. Но является ли этот урок универсальным? Сегодняшняя ситуация, когда весь Северный Кавказ балансирует на тонкой грани между войной и миром, требует, помимо проверенных народных рецептов, четкого анализа всех данных и продуманной на многие годы вперед политики, как национальной, так и социально-экономической. В конце концов, есть в регионе неосвоенные месторождения, перспективные курорты, в развитие которых вкладываются миллиарды. И для сельского хозяйства это самая благодатная зона, а перспективы этнического туризма ghjcnj поражают воображение.

Пока же прикормленная Москвой Чечня, а также вообще все, что происходит вокруг Рамзана Кадырова, – самый обсуждаемый в СКФО сюжет. Опыт военных кампаний, особенно первой, большинством рассматривается негативно, а о недавней смерти экс-министра обороны Павла Грачева здесь никто не скорбел. Но кавказцы не понимают смысла миллиардов, выброшенных на ветер сначала для уничтожения, а потом для восстановления инфраструктуры республики. Отстроенный в блеске Грозный – гордость чеченцев, многое прощающих за это Кадырову, но и предмет зависти их соседей, особенно дотационного Ставрополья. Далеко не все славянские беженцы из Чечни смогли найти себя на новом месте, и именно в Ставропольском крае проживает подавляющая их часть. Дела об этнических чистках в дудаевской Ичкерии так и не были толком расследованы, а недавнее сообщение о том, что прокуратура ЧР запросила у Минобороны данные на участников боевых действий, вызвала шквал возмущения в крае, где немалая часть мужчин 30-ти – 50-тилетнего возраста прошла войну срочниками и контрактниками.

Складывается классическая ситуация: Кавказ и нести тяжело, и отдать некому. Но очевидно, что России, которая веками платила за удовольствие содержать Кавказ, придется делать это и дальше. Если же с Кавказа уйдут русские, сюда должен будет прийти кто-то другой. Клокочущий вулкан из радикального ислама и множества межэтнических конфликтов по схеме “все против всех” не нужен у себя под боком ни России, ни Грузии, ни Ирану, ни Турции, ни странам НАТО. Иначе на востоке Европы появятся десять новых югославий. Но возможен ли сценарий, при котором наша власть будет не просто платить Кавказу дань ради внутреннего и общеевропейского покоя, но и начнет извлекать из него выгоду? Сегодня это выгода односторонняя, хотя вряд ли о ее существовании подозревает чеченский безработный, перебивающийся с хлеба на чай, пусть даже из его окна открывается вид на башни Грозного-Сити.

Уже упомянутый Герман Садулаев в своей книге “Прыжок волка. Политическая история Чечни” доказывает: российская элита XIX века придумала для себя образ непокорного горца, начала с ним беспощадную борьбу и в итоге натолкнулась на ответную реакцию. Может быть, пора прислушаться и к голосам кавказцев? Большинство здесь хорошо понимает: без России им не выжить, во всяком случае, регион станет решительно другим. А вот как ужиться с Кавказом самой России – это важный вопрос не только к федеральной власти, но и ко всему российскому обществу. И ответа на него пока никто не дал.