Сцена погрома: о доносе на Табакова

Участники религиозного движения «Божья Воля» собирают подписи за отставку Олега Табакова с поста руководителя Московского художественного театра (МХТ) имени Чехова. Так называемые православные активисты адресуются лично Путину, лично Мединскому.

Данный факт — тест-драйв по уродливо исказившемуся лицу общества. Сейчас не говорю о бредовости самой инициативы. Не упоминаю, что такие обращения сильнее, чем авторов, компрометируют адресатов. Не вспоминаю даже и о том, что православные активисты — это оксюморон. В Церкви их не бывает. Активисты бывают в партии и на Селигере. А уж православные — только в «Союзе Михаила Архангела», упокоившемся, как мы еще недавно уповали, в истории.

Важно другое. В России ХХI века театр снова становится площадкой потенциального погрома. Еще вчера в кошмаре не привиделось бы, а нынче «представители «Божьей Воли» считают кощунственными постановки спектаклей «Идеальный муж» и «Братья Карамазовы» в МХТ и требуют отправить в отставку всех, кто имел к этим постановкам отношение, а сами спектакли — отменить». И эту хрень распространяют средства массовой информации!

Казалось бы, в сегодняшнем цивилизованном мире — место активистов на общественных работах. За что? Да за оскорбление чувств! Моих, например, — постоянного (по роду занятий) посетителя храма искусств. А еще — прав потребителя-зрителя, который пришел в театр, купив билет за деньги (от полутора до 10 тысяч), вовсе не для того, чтобы смотреть из зала на сцену, где выражает себя некое Энтео. И о чувствах своих готова подробно рассказать в суде, если их оскорбители будут сидеть на соответствующей скамье.

Но они не сидят, а пишут. Притом на высочайшее имя. Оно и понятно. Это ведь именно теперь, на третьем сроке нынешнего президента, сложилась особо ароматная атмосфера, в которой это все стало возможным. Прямо как в спектакле Богомолова «Карамазовы», где черт в облике Смердякова-взрослого варит в кастрюле мерзкую слизь и вытаскивает из нее младенца-Смердякова. Вот в таком бульончике и возникают активисты, смеющие считать театральные постановки кощунством. К чему приводят такие публичные экстазы, знаем из истории. В канун первой русской революции, сто восемь лет назад, Станиславский подробно описал это в письме. Вторжение на сцену МХТ во время спектакля повторено, как в кривом зеркале. И другие реалии столетней давности: думал ли звездный бедняга Томас Остермайер, когда договаривался о демонстрации своего спектакля «Смерть в Венеции» на Зимнем Петербургском фестивале, что дикое российское казачество окажется так чувствительно к прозе немецкого классика Томаса Манна? До такой степени, что станет осквернять стены петербургского Малого Драматического театра — Театра Европы гнусными надписями и рисунками?

Да, в двух своих последних спектаклях на большой сцене МХТ Богомолов нарушил множество табу. Главное — табу на десакрализацию классики (в данном случае романа Достоевского «Братья Карамазовы»). А социопсихологи уверяют, что нарушение табу — действие, высвобождающее огромную (как правило, темную) энергию, и вот одна часть племени, на глазах которого это происходит, ликует и аплодирует, а другая берется за топоры.

В 1905 году за черносотенцев приняли актеров. И на помощь им побежали люди из зала. В нынешнем МХТ наоборот — так называемых активистов приняли за артистов, и зал оторопело наблюдал на происходящим. Почувствуйте разницу.

Оттого что мы то и дело сегодня оторопело наблюдаем, многое становится дозволено. Как не вспомнить тут любимую цитату из Пастернака: «…мы гибнем от собственной готовности»…

А между тем молчит, как воды в рот набравши, правительство в лице креатора нашего и знатока черных мифов российской истории министра Мединского. Ну и кто будет при общем безмолвии «пресекать»? Чтобы неповадно было лезть на сцену и в кадровую политику, писать на стенах и в соцсетях?

Неужто России сегодня нужна специальная хартия, чтобы отстаивать права художников?! Чтобы заново осознать роль театра? Об этом заговорил в Петербурге после событий на фестивале Лев Додин.

И под занавес. Странно мне, что безмолвствует театральный народ. Это как раз тот случай, когда требуется цеховая солидарность, энергия общего негодования.

И еще. Почему молчат ученики? Артисты, вышедшие из «Табакерки», воспитанные Табаковым. Самые громкие имена поколения — Сергей Безруков, Евгений Миронов, Владимир Машков? Константин Райкин, наконец.

«Подошла, как говорил Ф.М.Д., минуточка», когда пора, пора публично заступиться за учителя, независимость и достоинство цеха.