Системное навязывание обществу неолиберальной концепции гражданской нации дает все основания различным этносам ощутить себя в положении осажденных крепостей, включать самые радикальные и непредсказуемые механизмы самозащиты. Это, в свою очередь, чревато дальнейшим ростом межэтнической напряженности, межнационального противостояния.

В 2010 на русском языке стала доступна работа видного канадского идеолога неолиберализма У. Кимлики (действовавшего в качестве советника правительства Канады) «Современная политическая философия. Введение». По ряду недоразумений она начала рассматриваться как пример мультипарадигмального подхода к предмету современной политической философии и даже как один из лучших учебников по политической теории. Между тем, книга представляет собой изложение постулатов неолиберализма, в контексте течений в той или иной степени лояльных его идейному комплексу (утилитаризм, либертарианство, феминизм, мультикультурализм). Когда же речь заходит об альтернативных подходах, то они либо стилизуются под неолиберализм, либо же их воспроизведение заменяется изложением его идей.

Надо сказать, автор мастерски создает иллюзию рациональных дискуссий между различными позициями. Между тем, прочтение работы не позволяет усмотреть выстраивания хоть сколько-нибудь последовательного логического обоснования неолиберальных принципов, что делает книгу шедевром постмодернистского деконструктивизма и вместе с тем бесконечно отдаляет от классической политической философии. Автором освещается и неолиберальная модель нациестроительства.

Во-первых, У. Кимлика отмечает, что крупнейшие теоретики неолиберализма (Ролз и Дворкин) признают: сама по себе приверженность демократическим принципам совершенно не объясняет наличие границ между национальными государствами Европы. Границы европейских государств просто принимаются ими как нечто само собой разумеющееся, как необъясненная данность. Однако, они выражают надежду, что признание единых демократических принципов гражданами будет гарантировать солидарность и стабильность. Юрисдикция и исторические границы не будут более оспариваться.

У. Кимлика честно заявляет, что само разделение европейского мира, усвоившего сходные принципы демократии, на национальные государства остается необъясненным в границах неолиберализма. Анализируя конфликтную ситуацию внутри Великобритании, Испании и Канады, У. Кимлике приходится признать, что Ролз и Дворкин проектируют утопию. Признания общих демократических принципов явно недостаточно для поддержания целостности государства. Но, в таком случае, условие функционирования национального государства заключается в обретении гражданами согласия не просто относительно принципов управления, но и относительно того, что они выступают единым нравственным сообществом — сообществом, где сограждане имеют нравственные обязательства по отношению друг к другу. Ощущение приверженности к нравственному сообществу не может быть обусловлено исключительно принципами демократии. Оно глубже их.

Анализируя процесс строительства европейских гражданских наций, приведший к формированию политических и этических сообществ, обладающих единым национальным языком, культурой и идентичностью, У. Кимлика сомневается в его либеральном характере. Но как же отделить подлинно либеральное нациестроительство от подделок? Оказывается, строительство нации либерально, если не навязывается конкретное видение общего блага, не поощряется высокий уровень «насыщенности» поддерживаемой национальной идентичности конкретным содержанием. Строительство нации должно не вступать в противоречие с неолиберальным принципом нейтральности. Возможно строительство наций без поддержки общей концепции блага и конкретно-смыслового наполнения национального единства. Более того, национальная идентичность становится основой либеральной политики именно в силу нейтральности по отношению к представлениям о благе, благодаря тому, что определенные стили жизни, религии, традиции и обычаи не ставятся в привилегированное положение. Если же идентичность учитывает этническое происхождение, религиозную веру, те или иные модели блага, то речь идет о нелиберальных государствах.

Классический для европейской политической философии подход, следуя которому общественное единство зиждется на согласии относительно базовых культурных ценностей и исторически сформированных образов жизни, отвергается канадским неолибералом без всякой аргументации. Общих целей, которые могут быть приемлемыми для всех групп общества, не может быть, потому что их просто не существует! Исторические практики, на базе которых народы Европы возводили свое видение общего блага, определялись малым сегментом общества — белыми мужчинами. Следование общим целям ставит под сомнение легитимность маргинализированных групп. Нейтральность по отношению к базовым ценностям предпочтительна, так как отрицает исключение маргинальных групп и потенциально охватывает всех членов общества.

Очевидно, неолиберальная нейтральность, на взгляд канадского идеолога, зиждется на поощрении абстрактной, бессодержательной, формально трактуемой национальной идентичности.

Непрестанно ощущая нехватку рациональной аргументации для обоснования собственной позиции, У. Кимлика противопоставляет «толстую» (насыщенную содержанием) национальную идентичность «тонкой». Последний термин должен убедить читателя, что речь все-таки идет о национальной идентичности, а не о ее деконструкции, что на подозрении оказываются лишь культурно «насыщенные» сообщества. В таком случае, оказывается возможным говорить об истории, территории, языке, участии в деятельности общих социальных и политических институтах и даже культуре. Но данное утверждение блокируется тезисом, следуя которому все это не только не должно сковывать граждан в безграничной свободе пересмотра стилей и образов жизни, индивидуального видения блага каждым человеком, но и может быть питательной средой такого пересмотра.

Впрочем, эпизодически У. Кимлика (желая найти рациональные аргументы для обоснования своей позиции) совершенно неожиданно начинает воспроизводить тезис о заданности национальной идентичности участием в особой социетальной культуре демократического сообщества, решительно опровергая сам себя, так как уже заявлял, что демократические принципы сами по себе (даже названные культурой) неспособны организовать нацию.

Итак, существует две модели образования и воспроизводства национальной идентичности. Одна из них насыщена ценностным, культурным, глубинным историческим, религиозным, этническим содержанием. Другая — «тонкая», ненасыщенная, подразумевающая торжество либеральной нейтральности по отношению к исторически сформировавшимся ценностям и образам жизни. И хотя первая вызревала исторически, она должна быть преодолена строительством второй.

Нетрудно показать, что характерные для неолиберализма воззрения У. Кимлики близки подходам Ю. Хабермаса — другого крупнейшего неолиберального стратега. В своей работе «Вовлечение другого. Очерки политической теории» Ю. Хабермас исходит из жесткого противопоставления гражданской нации и нации соотечественников.

Нация граждан — это продукт волевого стремления, правовая общность свободных и равных граждан, источник демократической легитимации. Это нация космополитическая, стремящаяся к достижению равенства интересов с другими нациями в рамках международных наднациональных структур.

Нация соотечественников — воспринимающая себя продуктом природы общность, сформированная на основе языка и единой исторической судьбы. Это нация натуралистически истолкованная, исторически утверждавшая свою независимость путем военного насилия.

«В понятийную структуру национального государства проникает напряженность между универсализмом эгалитарной правовой общности и партикуляризмом общности исторической судьбы», — недвусмысленно утверждает Ю. Хабермас [1]. «Указанная амбивалентность остается безопасной до тех пор, пока космополитическое понимание нации граждан сохраняет превосходство над этноцентрическим толкованием нации, которая беспрестанно пребывает в состоянии скрытой войны. С универсалистским самопониманием демократического правового государства вполне совместимо лишь ненатуралистическое понятие нации». Достижения гражданской нации оказываются в опасности, если ее интегративная сила «сводится обратно к дополитической данности народа, возникшего естественным путем, т. е. к чему-то, что не зависит от формирования общественного мнения и политической воли самих граждан».

Следуя Ю. Хабермасу, в прошлом национальное государство выполняло «интегрирующую функцию благодаря тому, что правовой статус гражданина соединялся с культурной принадлежностью к нации». В настоящее время необходимо «отвергнуть тот амбивалентный потенциал, который некогда действовал в качестве движущей силы». Под давлением сил мультикультурности и глобализации более невозможно соединять воедино гражданскую и этническую нации. Проще говоря, нация как культурное сообщество, ценностно-консолидированный народ может быть демонтирована. Но наивно думать, что Ю. Хабермас озабочен сохранением значения национального государства — пусть и с формально трактуемой гражданской нацией. Конечно, на его взгляд, нельзя говорить о полном упразднении национального государства в дееспособных международных институтах. «В силу этого напрашивается конкурирующая трактовка, согласно которой национальное государство должно быть, скорее, «снято», нежели упразднено».

Но как же быть, если сообщество будет упорствовать в соединении гражданской нации и нации соотечественников? Если оно будет отстаивать насыщенную модель национальной идентичности? «На повестке дня стоят стратегии, влияющие — по возможности ненасильственно — на внутреннее состояние государств с целью способствовать развитию самостоятельной экономики и нормальных социальных отношений, равномерному участию в демократическом процессе, правовой государственности и культивированию терпимости». Однако возможны и гуманитарные интервенции. «Тем не менее, такие интервенции в пользу демократизации внутреннего порядка несовместимы с тем пониманием демократического самоопределения, на котором основано право на национальное самоопределение ради коллективного самоосуществления культурной формы жизни».

Для Ю. Хабермаса гуманитарные интервенции можно обосновать лишь через неклассическое понимание национального самоопределения. Если народ желает (или не желает) освободиться от натуралистического понимания нации во имя космополитического («ненасыщенного» и «тонкого» — в терминологии канадского неолиберала), то ему возможно оказать «помощь». Классическое же понимание национального самоопределения не оставляет шанса для гуманитарных интервенций. Нормативное и правовое утверждение образа народа, преследующего в качестве цели реализацию культурных форм жизни, делает бессмысленным оказание ему «помощи» в преодолении культуроцентричного видения нации (то есть в преодолении ее самой). Сверх того, такая постановка проблемы может обосновать сопротивление нации ее космополитическому суррогату.

Подведем некоторые итоги. Во-первых, неолиберализм констатирует невозможность объяснить возникновение и сохранение до настоящего времени национальных государств. Действительно, если воспринимать общественно-политическую жизнь через узкую призму формально трактуемых демократических принципов, то сам факт разделения свободного мира на национальные государства способен вызвать не только недоумение, но и раздражение. Проще всего увидеть в нем рудимент слепых и темных инстинктов народных масс.

Во-вторых, неолиберализм разрабатывает весьма оригинальное понимание гражданской нации. Такое понимание идет вразрез с традиционной политической философией. Гражданская нация противопоставляется нации соотечественников. Это общность, агрессивно противостоящая культуроцентрическим и этноцентрическим толкованиям нации. Речь идет о «тонкой», ненасыщенной ценностным, культурным, историческим, религиозным, этническим содержанием национальной идентичности, т. е. отчужденной от глубинных пластов народной жизни. И, разумеется, только неолиберальная модель гражданской нации совместима с правовой демократией.

В-третьих, современным национальным государствам неолиберализм рекомендует сведение «толстой», насыщенной национальной идентичности к «тонкой», формально трактуемой и абстрактно-бессодержательной. Но неолиберализм (здесь он вполне последователен) не стремится к отстаиванию значения последней. В конечном итоге, она должна быть растворена, снята в мире наднациональных демократических принципов.

К сожалению, приходится констатировать, что в России есть эксперты, находящиеся под мощным облучением неолиберальных трактовок гражданской нации. Причем, неолиберальная интерпретация гражданско-национальной идентичности подается ими с большим энтузиазмом как единственно возможная, как некое откровение о национальном вопросе.

Между тем, системное тиражирование неолиберальных моделей нациестроительства в социальных тканях способно породить напряжение между обществом и государством. Гражданская нация связывает народ с государством, но в том случае, если речь идет о ее насыщенной модели. Проектирование же ее постмодернистского суррогата, скорее разрывает связь между нацией и государством. Последнее начинает восприниматься как некое подобие большой международной экономической корпорации, камуфлирующей свои бизнес-проекты абстрактными разговорами, распространяющей в обществе крайне неубедительные принципы «тонкого», «ненасыщенного» патриотизма.

В такой ситуации народ видит себя отчужденным от участия в государственной жизни, что потенциально чревато социальными изменениями катастрофического характера. Невозможно закрыть глаза и на то, что навязывание «тонкой» версии национальной идентичности способно разрушать социальную солидарность, вызывая к жизни межконфессиональные и межэтнические конфликты.

Системное навязывание обществу неолиберальной концепции гражданской нации дает все основания различным этносам ощутить себя в положении осажденных крепостей, включать самые радикальные и непредсказуемые механизмы самозащиты. Это, в свою очередь, чревато дальнейшим ростом межэтнической напряженности, межнационального противостояния. Чтобы избежать указанных негативных последствий, России необходимо отказаться от неолиберальных моделей нациестроительства. И сделать это нужно как можно скорее — пока не поздно.