Геополитический выбор Украины, о котором так много пишут и говорят в последнее время, является вторичным. Первичным является геополитический выбор России, который поставил Украину в такие условия, когда ей не остается ничего другого как выбирать. Украина уходит к Европе, потому что Россия уходит из Европы.

От ощущения силы к осознанию бессилия

Россия после некоторых колебаний вернулась к глобальному изоляционизму, ставшему тайным стержнем ее внешнеполитического курса. Как следствие она рассматривает теперь Европу, да, пожалуй, и весь мир, как своего антагониста. Это естественная эволюция – средневековое по своему внутреннему укладу государство предпочитает проводить средневековую внешнюю политику…

Много лет назад, в середине 90-х годов, мне пришлось наблюдать за интересной «деловой игрой» – тогда еще новым и популярным методом обучения персонала. Группа университетских преподавателей из Массачусетского университета организовала по просьбе одной из крупнейших американских транснациональных корпораций тренинг для высшего и среднего «управленческого состава», работающего в Восточной Европе и странах СНГ. Собрав несколько десятков немолодых, убеленных сединами менеджеров в специально снятом и переоборудованном для этого зале нью-йоркской «Плазы», «методологи» предложили им поиграть в кубики – не в переносном, а в прямом смысле этого слова.

Всех разделили на «национальные команды» и раздали набор из кубиков, ватмана, клея и всякой всячины. Каждой команде предложили за полчаса построить модель европейского бизнеса компании, каким они себе его видят через пятнадцать лет (то есть приблизительно сейчас). По потолку металась солидных размеров видеокамера, которая проецировала на огромный экран, как сам творческий процесс, так и его впечатляющие результаты. Когда взмыленные менеджеры прекратили свою возню с кубиками на полу, началась презентация. Очень скоро выяснилось, что практически все выстроенные модели похожи друг на друга. Это были разные вариации на тему «единой Европы». Прослеживалось явное стремление к интеграции и разделению труда. Были созданы единый исследовательский центр, логистические терминалы, обслуживающие сразу несколько регионов, единые информационные и дистрибьютерские службы, и так далее.

И только российская модель резко выделялась из общего ряда. Когда камера вывела, наконец, на экран творение рук российских управленцев, в зале возникла пауза, напоминающая изумление толпы на пристани, взиравшей на художественное полотно работы О.Бендера в старой версии «Двенадцати стульев». В центре композиции возвышалась циклопических размеров пирамида, на которую были навешены собственные лаборатории, центры, заводы, склады и прочая инфраструктура. Над пирамидой возвышался российский триколор. Где-то на периферии располагалось еще одно худосочное строение, издали напоминавшее Эйфелеву башню, на которой для того, чтобы устранить резонные сомнения, было написано «Европа» и поверх всего напялена наполеоновская треуголка. Между производственным комбинатом и башней была натянута струнка телеграфных проводов. Глядя на эту картину, мой коллега, умница и блестящий швейцарский адвокат, которому сегодня, кстати, вряд ли бы разрешили усыновить детей в России, сказал: «В Восточной Европе только русские самодостаточны».

Казалось бы, выстроенная россиянами модель оказалась пророческой, причем не столько в отношении бизнеса этой компании – она, к слову, так никаких толковых инвестиций в экономику России и не сделала, – сколько в отношении российской внешнеполитической доктрины в целом. Но это поверхностное суждение. Те, кто ползал на четвереньках по полу фешенебельного американского отеля с кубиками и клеем двадцать лет назад, были по инерции преисполнены сознания своей силы и уверенности в том, что России никто не нужен, потому что она сама способна всего достичь. Те, кто выстраивает сегодня российскую внешнюю политику, полагают обратное – что Россия не способна себя защитить, если ее не обнести высоким забором с колючей проволокой под напряжением. Сегодня Россия закрывается от мира не для того, чтобы выиграть, а от страха проиграть более сильному противнику. Амбиций посоревноваться на его территории у нее больше не осталось.

Это защита, а не нападение…

Только ленивый еще не бросил в Кремль камень, обвиняя его в имперских амбициях и желании повторно колонизировать Украину. Я не убежден в том, что эти упреки справедливы. Кремль борется не столько за то, чтобы самому контролировать Украину, сколько против того, чтобы ее контролировал кто-то другой. Позиция Москвы по «украинскому вопросу» продиктована не силой, а слабостью. Кремль на украинском фронте не атакует, а обороняется.

Из того, что Путин является диктатором, вовсе не следует автоматически, что все, что он говорит, не заслуживает внимания, и, тем более, не следует, что у России нет своих экономических и политических интересов, которые надо защищать. Украинский вопрос не так прост и прозрачен, как его зачастую пытаются преподнести в пылу либеральной полемики. В нем есть, конечно, и имперская составляющая (куда же без нее), но она не является единственной, и, тем более, доминирующей.

Проблема в том, что Украина – это не просто независимое государство, а независимоедефолтное государство, которое в очень значительной степени зависит от российских финансовых субсидий. Вопрос о газе на самом деле вторичен – его можно закупать где угодно и у кого угодно, были бы деньги. Но денег-то как раз и нет, да и взять их Украине, кроме как у России, похоже, больше неоткуда. А это уже совсем другая история, не сводящаяся к сугубо философскому спору об историческом выборе.

Получается, что за цивилизационный выбор Украины кто-то должен заплатить. Сама она этого сделать не может (да и не хочет). Остаются Россия и Евросоюз, тоже не горящие желанием этого делать. Возникает неразрешимое в принципе противоречие, вызывающее в памяти некоторые литературные ассоциации. Все-таки недаром в Киеве стоит памятник Паниковскому, который, как известно, хотел жить за счет общества, но страдал от того, что общество не хотело, чтобы он жил за его счет. Схожие сложности сегодня испытывает Правительство Украины.

В этой щепетильной ситуации Евросоюз оказывается в более выигрышном положении, чем Россия. Как известно, не дать сразу значительно проще, чем прекратить давать. Потому что, когда ты сразу не даешь, то поступаешь честно, а когда ты больше не даешь, то выглядишь шантажистом, оказывающим давление на суверенное государство.

Позиция Евросоюза в этом вопросе довольно проста, ее можно описать в футбольной терминологии. Есть премьер-лига, в которой играют 25-30 команд. Руководство премьер-лиги предлагает нескольким участникам второго дивизиона пару сезонов поиграть с лидерами с перспективой закрепиться в престижном пуле, если повезет. Доплачивать кандидатам при этом никто ничего не собирается, потому что считается (и, в общем, – справедливо), что сама по себе возможность стать членом избранного клуба является серьезным бонусом. И поэтому, когда новичок вместо благодарности спрашивает о деньгах на реконструкцию стадиона и покупку новых игроков, ему просто отвечают вежливым отказом. У России положение сложнее – она уже платит деньги…

Чтобы выскользнуть из ловушки, Кремль решил достучаться до украинского сознания. Это была плохая идея. Могу лишь в который раз сослаться на любимую цитату из Довлатова о том, что можно очень долго объяснять женщине ее неправоту, приводить логические аргументы и делать строгие расчеты, и, в конце концов, обнаружить, что ее тошнит от тембра твоего голоса. Москва хочет добиться рационального решения там, где мотивы иррациональны. Россия продолжает упорно не замечать того, что политическая ситуация на Украине определяется мощным потоком национального движения, и любые попытки встать поперек этого потока обречены на провал.

Но главное даже не в этом. Россия обращается к Украине с позиций слабого государства, с позиций страны, уклоняющейся от открытой конкуренции, прячущейся от вызовов эпохи за высоким экономическим и политическим забором (да еще и с колючей проволокой и вышками по периметру). По сути, ее предложение сводится к тому, чтобы украинцы спрятались вместе с русскими за таким же забором от проблем, которые связаны с включением в мировую экономику.

С таким настроением слоника не продашь. Трудно предположить, что этот подход может кого-то на Украине вдохновить. Чтобы выиграть битву за Украину, Россия должна была бы не отваживать ее от Европы, а вести за собой в Европу. А на это Россия пока не готова или не способна. Да и вообще, Россия воюет не с Украиной и не за Украину, а сама с собой, со своими собственными страхами и комплексами. И пока она сама себя не победит, она ни для кого не будет убедительной.

P.S. Доведение до политического самоубийства

Впрочем, пока Россия разбирается с Евросоюзом по поводу того, кто должен покрывать дефицит украинского бюджета, наметилась первая жертва евроинтеграции. Ею стал Виктор Янукович, который слишком долго пытался усидеть на двух стульях сразу, думая всех перехитрить. В конце концов, его метания надоели и России, и Евросоюзу, и он в самый ответственный момент сел между стульев. Похоже, что и Россия, и Евросоюз, не сговариваясь, решили довести его до политического самоубийства – Россия при помощи газа, Евросоюз – при помощи Юлии Тимошенко. Чем бы ни закончилась уже украинская сага с ЕС, шансов на переизбрание в 2015 году у Януковича остается немного. И это значит, что принципиальный разговор о будущем Украины откладывается до того момента, когда к власти в Киеве придет новое руководство.