В запале протестной борьбы, в уютных и обжитых угодьях Интернета быстро забывается, что украинцы — это не только нация Фейсбука, не только вышедший на площадь студент, предприниматель и журналист. Это еще и они – молчаливые люди, проходящие мимо протестующих, подняв воротник, опасливо перешептывающиеся в очередях “евроинтеграторы нас до ручки доведут”. Люди, для которых Европа морально разлагающийся, балансирующий на грани полного провала проект, почти такой же, как Украина, только еще ненадежнее – “у них и заводов почти не осталось”. Люди, которые включая телевизор, с тревогой и надеждой ждут слов премьер министра страны. Эти люди – тоже Украина.

Это мелкие предприниматели, которых эффективно поломали еще в начале 90-х, это подвизавшиеся в науке или образовании неудачники, не нашедшие места своим талантам, не сумевшие продать свою эффективность, а потому готовые продать лояльность; это тихие пассивные преподаватели и чиновники провинциальных учреждений.

Объединяет их одно: они не понимают вышедших на улицы, они боятся перемен, потому что любые перемены в их стабильном сегодня — это почти сразу глубокое пугающее дно. А самое главное – они не доверяют вам, потому что уверены: однажды вы с легкостью уедете в эту вашу самую Европу, оставите их дрейфовать на льдине. Эти люди — тоже Украина. И они ее новые бедные люди.

Новые бедные люди — нищие духом и чувством собственного достоинства. Даже имея вдоволь денег или имущества, они переживают безотчетный страх вмиг все это потерять, потому что зарабатывают благо не ремеслом и трудом, а служением и преданностью и не умеют иначе.

Новые бедные люди бедны восприятием и чувством, потому что никогда не покидали обжитого пространства и привычной системы отношений; все иное вызывает у них страх и гнев.

Новые бедные люди не знают языков, не читают книг, не получали умного ремесла, их легко заменить роботом. Они не нужны за пределами своих обжитых пространств. И они это прекрасно чувствуют.

Новых бедных людей никто не уважал за то, что они люди, потому они подозрительны, от протянутой руки ждут удара, а не рукопожатия, они не верят в добрую волю, и не доверяют никому.

Новые бедные люди всегда голодны и не способны ждать, а потому готовы взять малое и сейчас, потому что большого и потом никогда для них не наступало.

Новые бедные люди слабы духом, слабы здоровьем, а потому злы, ведь злость позволяет скрывать слабость.

Новые бедные люди слабы так, что им легче примкнуть к сильному агрессору и пережить его чувство могущества как свое.

Новые бедные люди тревожны, поскольку не понимают, как связано дело и результат, причина и следствие, а потому их тревога почти всегда преобразуется в агрессию непонимания.

Новые бедные люди лишены сложных радостей и потому, перефразируя Чернышевского: “Новому бедному человеку в Украине дешевле выпить, чем поесть и одеться”.

Новые бедные люди похожи на детей алкоголиков. Чтобы понять, будет ли пьяный папа бить или погладит, не нужно уметь говорить, важно развить звериное интуитивное чутье. Потому новые бедные люди глухи к словам, не верят словам, им сложно помочь, разговаривая с ними, приводя доводы и аргументы.

Новых бедных людей легко производить, в неограниченных количествах. Все что для этого нужно – поддерживать их картину мира. Нет необходимости тратиться на образование и культуру, стимулировать самозанятость, правовую компетентность, их совершенно не нужно уважать. А вот унижать нужно, чтобы они боялись, и не любили себя еще больше, чем не любят и презирают их на Майдане. Новые бедные люди очень выгодны и дешевы в использовании.

Новые бедные люди — это половина от населения Украины, и их становится больше, и они тоже страна, и не замечать их присутствия, считать их призраком и клоном неразумно. Вот они, здесь, уже сегодня стоят на площадях. Не только потому, что их согнали, а потому, что между протестующими на Евромайдане и ими — пропасть и зона отчуждения, поросшая сорняками. Никто здесь не ходит.