Национальный менталитет правосудия

Что нас достает помимо иностранной трудовой миграции?

В последнее время мигранты стали, если очень мягко и политкорректно выразиться, неимоверно раздражать подавляющее большинство жителей больших городов. Такая ситуация законным образом ставит вопросы, с одной стороны, о природе и причинах миграции, а с другой, главный вопрос — что же с ней, с миграцией, делать?

Негативное отношение к миграции и, в значительной степени, к самим трудовым мигрантам, связано, в первую очередь, с социально-экономическими и, в некоторой степени, с социокультурными причинами. Разумеется, социокультурные причины, такие как чрезвычайно плохое образование подавляющего большинства мигрантов из стран Центральной Азии, их неохотная адаптация в современном российском обществе, игнорировать совершенно невозможно. И раздражение, которое вызывается этими факторами, совершенно справедливо.

Однако гораздо важнее то, что иностранные трудовые мигранты, в сущности, являются штрейхбрейкерами, с помощью которых наши работодатели успешно проводят политику демпинга на рынке труда. В результате у нас возникают серьезные основания не просто раздражаться на мигрантов, а вести решительную борьбу с миграцией как нарушающей наши важнейшие и неотъемлемые права, такие как право на труд и право на достойную жизнь.

Этот подход к разного рода межэтническим конфликтам основывается на двух принципах. С одной стороны, всерьез относиться к настроениям своего народа, не пытаясь ни игнорировать эти настроения, ни, тем более, заниматься его «перевоспитанием», требуя от этих настроений отказаться как от «нехороших». С другой стороны, требуется за настроениями искать реальные проблемы и пути их разрешения.

Этот подход сейчас я хочу применить и к другим темам, касающихся межэтнических отношений, темам ничуть не менее острым, чем иностранная трудовая миграция.

Наиболее болезненной из этих тем является сегодня, разумеется, тема внутренней миграции наших сограждан с Северного Кавказа. Дело, конечно, не в самих кавказцах как таковых. Болезненно воспринимаются значительной частью нашего народа два сюжета, непосредственно связанные с выходцами с Северного Кавказа.

Первый сюжет, о котором я планирую говорить сегодня — это молодежные драки. У меня, разумеется, нет никакой объективной статистики о сравнительной агрессивности кавказской и русской молодежи. Однако в социологии массовое убеждение большой части популяции имеет силу объективного факта. А очень значительная часть россиян уверена в том, что молодежь с Северного Кавказа обладает гораздо более высокой агрессивностью, чем все остальные проживающие в нашей стране молодые люди, и что эта агрессивность постоянно приводит к дракам, зачинщиками которых являются кавказцы.

Я сейчас не готов обсуждать истинность этого мнения, хотя оно подтверждается, в том числе, и некоторыми суждениями самих кавказцев. Просто суть проблемы заключается не в этом. Важнейшим аллергеном для российского общественного мнения является уверенность в том, что правоохранительные органы регулярно оставляют кавказских участников таких драк безнаказанными, а всю вину за происшедшее возлагают на русских участников конфликта.

И вот эта точка зрения, независимо от истинности вопроса о сравнительной агрессивности кавказцев и русских, кажется, близка к истине. Во-первых, многие сотрудники полиции попросту боятся кавказцев и не желают с ними связываться. Во-вторых, друзья и родственники кавказских участников таких драк часто оказывают давление на полицию. С одной стороны, пытаясь запугать ее сотрудников, а с другой, пытаясь «решить вопрос» при помощи коррупции.

Я могу ошибаться, но у меня также сложилось впечатление, что еще одной из причин этого «избирательного правосудия» является некоторая «установка сверху». То есть, я не могу исключить, что какие-то «кремлевские мыслители» опасаются того, что если слишком часто наше правосудие будет объявлять молодых кавказцев виновными в хулиганских нападениях и других насильственных преступлениях, то это, зная «кавказский темперамент», может привести к «подрыву стабильности».

По крайней мере, иначе мне весьма трудно объяснить, почему обвинение в «ненависти на национальной почве» делаются зачастую не только самими кавказскими участниками драк и их друзьями и родственниками, но и правоохранительными органами.

Причем, это делается часто даже в ситуациях, когда русский участник драки никаких «нехороших слов» не говорил. А уж если говорил, то точно стопроцентно фашист!

Хотя, на мой взгляд, любые крики, как бы они неприятно ни звучали, являются просто криками дерущихся людей, выражающих таким образом свою агрессию.

И гораздо более мудрым, чем поведение сегодняшних полицейских, кажется мне поведение правоохранительной системы 15 — 20-летней давности, когда негласно действовал принцип «за слова не судим».

Но это я немного отвлекся. Так или иначе, ситуация с избирательным правосудием при правовом разборе межэтнических драк стала, на мой взгляд сегодня, чрезвычайно серьезной социально-психологической проблемой.

И решается эта проблема, вообще-то говоря, чрезвычайно просто. Всего лишь нужно добиться, чтобы при правовом разборе межэтнических драк избирательное правосудие отсутствовало. А присутствовало бы самое обычное правосудие. То есть, если русский напал, скажем, на даргинца, то сядет русский. А если чеченец напал на русского, сядет чеченец. Заодно, кстати, и выясним, при помощи судебной статистики, кто же чаще является зачинщиком драки: кавказцы или русские?

По-моему, эта задача вполне решаема. И это будет уже какая-то мегатрагикомедия, если в нашей стране начнется большая смута только потому, что оказалось невозможным добиться правосудия при разборе межэтнических драк. Еще смешнее будет, если выяснится, что для решения этой проблемы необходима смена власти. Но я, честно говоря, в такое не верю. И смотрю на возможное решение этой проблемы со сдержанным оптимизмом.

Еще было бы совершенно замечательно, если бы среди проживающих, к примеру, в Москве, кавказцев, а также среди руководителей и влиятельных лиц в республиках Северного Кавказа нашлись бы умные, взрослые, а желательно и порядочные люди, которые осознали бы тот факт, что «мяч лежит на их стороне».

И время от времени, в ситуациях, когда вина того или иного молодого человека с Северного Кавказа неоспорима, делали бы соответствующее заявление. О том, как нехорошо поступил этот конкретный молодой человек, и о том, как вся республика, из которой он происходит, негодует на его недостойное поведение, считает это поведение позорящим свой народ, и, разумеется, высказывает глубочайшее сочувствие пострадавшим и их близким.

И если эта практика войдет в добрую традицию, придя на смену существующей практике, когда влиятельные люди из той республики, где родился преступник, громко восхваляют этого самого преступника, и столь же громко ругают его жертву, можно будет на полном основании утверждать, что «преступность не имеет национальности».

А самое главное, в результате такого поведения начнет восстанавливаться доверие и дружелюбие между русскими и народами Северного Кавказа. А у русских исчезнет прочно бытующее на сегодняшний день убеждение в том, что с кавказцами бесполезно апеллировать к справедливости, поскольку они, де, всегда «защищают своих».

То, что я говорю, представляется мне достаточно простым и реалистичным. И, как я уже говорил выше, будет ужасно глупо, если мы упустим этот шанс на национальное примирение.