Всероссийская пыточная

Правозащитники утверждают: насилие остается основным методом действий правоохранителей в стране.

В ближайшую пятницу, 29 ноября, в пресс-центре московского Центрального дома художников (ЦДХ) на Крымском валу широкой общественности будет представлен доклад «Пытки в разных лицах», посвященный проблеме применения пыток в российских полицейских и пенитенциарных учреждения. Это документ – результат двухлетней совместной работы экспертов французской Ассоциации христиан за отмену пыток (ACAT) и их российских коллег из нижегородского Комитета против пыток и Фонда «Общественный вердикт».

«На сегодняшний день в России практика применения пыток стала обычным, привычным и, более того, рутинным явлением, – отмечают авторы доклада. – К пыткам и жестокому обращению прибегают на всех стадиях уголовного процесса, начиная с момента ареста или задержания и заканчивая отбыванием наказания в местах лишения свободы».

Указывая на системный характер пыток в российских правоохранительных органах, правозащитники пытаются также заодно разобраться, почему предложенные правительством реформы оказались беспомощными в предотвращении этой практики.

Как строилась совместная работа? Что послужило материалом для исследования? И во что она в итоге вылилась? Об этом «СП» рассказал председатель межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин:

– Мы сотрудничаем со многими организациями, которые занимаются юридической практикой в разных европейских странах. И одна из таких организаций-партнеров – это как раз французская христианская Ассоциация против пыток. Наши доклады о ситуации с пытками в России мы на протяжении ряда лет направляли, в том числе и им, обмениваясь, таким образом, информацией. Их представители не единожды приезжали сюда, встречались со многими жертвами пыток, с их семьями и т.д.

По моему глубокому убеждению, одна из основных проблем пыток в России – это отсутствие должной реакции со стороны прокуратуры и Следственного комитета. Несмотря на то, что пытки, как сказано в докладе, чаще всего применяются в полиции и пенитенциарных учреждениях, основными ответственными за пытки, тем не менее, являются прокуратура и Следственный комитет. Сами не пытают, конечно, но попустительствуют. И вот эту проблему безнаказанности, проблему невозможности для жертв найти справедливость мы постоянно в наших докладах поднимали. Французские коллеги услышали этот призыв о помощи. И решили, что необходимы какие-то мероприятия, которые лишний раз позволят обратить внимание на проблему руководства наших правоохранительных органов. Прежде всего, подчеркиваю, речь даже не о полиции и ФСИНе, а о прокуратуре и Следственном комитете.

«СП»: – Получается, весь доклад делался для Чайки, Бастрыкина и их подчиненных?

– Совершенно верно. Мы считаем, что основная причина существования пыток, основная причина того, что ситуация не меняется, именно в том, что бездействует прокуратура и Следственный комитет. Следственный комитет – в первую очередь.

«СП»: – Потому что те, кто пытают, продолжают оставаться безнаказанными?

– Именно. У нас доведено до суда около 70 уголовных дел (я говорю о нашей организации «Комитет против пыток»), 106 сотрудников полиции на сегодняшний день привлечены к уголовной ответственности. Так вот: по всем этим делам, которые мы «дотащили» до суда, Следственный комитет несколько раз – где-то пять, где-то десять, есть дело, по которому двадцать шесть раз – выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. А потом о прекращении уголовного дела.

Вместо того чтобы расследовать, Следственный комитет обычно встает на защиту полицейского, допустившего пытки. Или сотрудника ФСИН. Исполняет роль их адвоката, а не представителя закона, который должен провести полное, объективное, всестороннее расследование по жалобе. Естественно, до тех пор, пока такая ситуация будет сохраняться, сотрудники полиции и ФСИН будут чувствовать себя абсолютно безнаказанными. У нас вероятность того, что сотрудник полиции, который нарушает закон, понесет наказание, примерно такая же, как если ему на улице кирпич на голову упадет. Иначе бывает крайне редко.

«СП»: – На слуху, пожалуй, где-то пять-десять таких историй…

– Можно пересчитать по пальцам. И почти каждое дело о пытках становится сенсацией. При этом ведь в действительности пытки применяют массово. У нас каждый гражданин, если не сам, то, по крайней мере, кто-то из его знакомых в подобных ситуациях бывал и страдал. Каждый пятый городской житель утверждает, что хотя бы раз с пытками сталкивался.

А полицейских, которые привлечены к уголовной ответственности за подобные действия, всего десятки… Может быть, сотня на всю страну. В этом проблема. В совершенно очевидных ситуациях, при очевидных признаках состава преступления уголовные дела не возбуждаются. Несколько раз, бывает, нужно обратиться в суд, прежде чем Следственный комитет соизволит дело возбудить. Но и после того, как дело возбуждено, следователь ничего не предпринимает чтобы собрать доказательства. Юристам нашей организации приходится опрашивать очевидцев, и потом эти объяснения приобщать к материалам уголовного дела.

Нам приходится проводить экспертизы, привлекать специалистов для этого. То есть, делать работу, которую, на самом деле обязан проводить следователь. Но мы – маленькая, крошечная общественная организация, которая работает всего в четырех регионах из восьмидесяти. А что остается делать обычным нормальным людям, которые в такие ситуации попали?

Они обращаются в СК, обращаются в прокуратуру – получают оттуда через две-три недели отписку, что факты не подтвердились, в возбуждении уголовного дела отказано. И человек делает для себя вывод, что плетью обуха не перешибешь. Обычно происходит именно так.

«СП»: – А почему эта «пыточная» практика так широко применяется у нас? Это связано с тем, что российские полицейские недостаточно профессиональны, им проще выбить нужные показания, чем проводить скрупулёзное расследование, искать доказательства? Или здесь истоки другие?

– Они недостаточно профессиональны – это правда. Но их нужно учить. Могу привести пример. У меня был хороший знакомый, который с отличием закончил в Академию МВД, стал оперативником. Через какое-то время узнаю, что он тоже участвует во всех этих допросах с пристрастием, побоях и пытках. Я спросил: «Тебе зачем это нужно? У тебя красный диплом. Ты работаешь по специальности – раскрываешь экономические преступления. Не можешь без побоев обойтись?»

Он отвечает: «Могу. Но я на эту работу потрачу месяц, действуя законными методами. А мой коллега, в соседнем кабинете, который вообще никогда криминалистику не изучал, за одну ночь преступление раскроет». В кавычках, конечно, «раскроет»: у него все к утру сознаются. Вечером он их задержит, по разным кабинетам разведет. К одному ток подключит, другому пообещает какие-то предметы засунуть туда, куда не надо. И еще на видео это снять. «Сознаются» все.

Отсюда возникает вопрос: каким образом мы будем стимулировать полицейских к тому, чтобы они учились работать цивилизованно? Мне и моим коллегам неоднократно доводилось лекции читать в этой самой нижегородской академии МВД. И я вижу на лицах у будущих полицейских вопрос: чего вы нам тут «втираете»? Почему учите работать законно, если незаконно быстрее, проще, за это премии дают?

«СП»: – Отчего же эту «палочную» систему никак не сломают? Из года в год о проблеме говорят, но ничего не меняется…

– На самом деле такой показатель, как количество раскрытых преступлений, – он никуда не денется. Везде существует. Конечно полицейский, который раскрыл сто дел, лучше, чем полицейский, который раскрыл одно. Такое есть везде. Но только везде существуют еще и обязательные условия – раскрывать он должен законными методами. И оценка отношения населения к органам полиции во всех странах является одним из самых важных критериев оценки деятельности полицейского участка.

У нас этого критерии нет вообще. О нем много говорят, но его как не было в официальной отчетности, так и нет.

«СП»: – Конечно, проще запугать обывателя…

– Проще, естественно. Я не хочу делать политических выводов. Но представьте себе, что у нас появилась полиция, которая работает. Не как начальник говорит, а как в законе написано. Нашей сегодняшней полиции можно сказать: «Ребята, с завтрашнего дня у нас начинается компания по отлову педофилов», например. У нас на протяжении года такая компания была – настоящая истерия. В России вдруг появилась куча педофилов, которых задерживали, арестовывали… Пересажали кучу народа.

У меня целая пачка лежит уголовных дел с этими осужденными молодыми людьми. Я не знаю, педофилы они, или нет. Но точно совершенно вижу в материалах дела, что их вина не доказана. Ничего, кроме признаний, которые, я догадываюсь, каким образом были добыты. Зато компания по борьбе с педофилами у нас успешно прошла. Можно завтра объявить новую.

«СП»: – Игорь Александрович, а какие-то пути решения этих проблем вы предлагаете? Или в докладе идет лишь констатация того, что нарушения носят системный характер?

– Путь решения, на мой взгляд, очень простой. Нужно жить и работать по закону. Прежде всего, тем людям, у которых профессия защищать закон. Они – правоохранительный орган. Не силовики, как сейчас принято называть повсеместно, а сотрудники правоохранительного органа. Вот в законе все очень четко написано. Более того, в законе написано, что им должно быть за то, что они этот закон нарушают. Но у нас почему-то никто этот закон не соблюдает. Для меня эта ситуация выглядит совершенно парадоксально.

Представляете, какой-нибудь работяга у станка запорол бы подряд пятнадцать заготовок. Его бы дисквалифицировали. Сказали, что не надо тебе у станка стоять, раз ты не умеешь. Иди, поучись для начала. Ему бы не дали дорогостоящие заготовки портить. А у нас в Следственном комитете работают следователи, которые могут на протяжении нескольких лет расследовать какое-то дело, при этом раз за разом выносить незаконные решения по нему, и продолжать получать зарплату и квартальные премии, повышения по должности. И это нормально.

То есть, какой вывод? Только один – всех все устраивает. Все продолжает крутиться. И это непонятно ни мне, ни нашим французским коллегам. Вот они и решили сделать такой доклад и презентовать его именно в России.