У нас принято о бомжах и нищих говорить с сочувствием и винить в их бедах Гайдара, Ельцина, Чубайса, монополистов, олигархов – кого угодно, только не их самих. Разумеется, а массовом обнищании народа повинны и они. Но нищета нищете рознь. Как мне говорила в свое время директор Лермонтовской школы в бывшем селе Тарханы: «В деревне, где все на виду, бедность не всегда вызывает сочувствие».

Расскажу о четырех женщинах, судьба которых сложилась если не по их желанию, то и не без их воли. Или безволия. Все они – мастеровые люди. Мои сестры, пусть и не родные. Почему же три из них живут в бедности и лишь одна в достатке?

…Лена работала на знаменитой обувной фабрике в Кимрах. Когда производство забуксовало, она говорила:

– Кто меня выгонит? У меня тридцать лет трудового стажа.

Я возражал. Тебя-то первую и выгонят. Новым хозяевам требовались молодые, красивые и еще не выработавшиеся, кто мог пахать сутками. А тебе уже за сорок, и ты у станка нажила массу болезней. И пока не поздно, нужно думать о другой профессии. Переучиваться, наконец, пока есть деньги. Ну, как-то искать возможности иного заработка.

Не верила. Даже когда получила уведомление о сокращении. Поплакала, а потом решила: пока платят пособие, переделаю накопившиеся домашние дела.

– Ленка, не дури, ищи работу. А когда кончат платить?

– Авось да как-нибудь, – отвечала она беспечно.

Шло время. Пособие платить перестали. Мужа с работы тоже уволили. Деньги проели. Лена еще какое-то время пыталась подрабатывать на оптовых овощных базах Подмосковья, но простыла, обострились болезни, и она слегла. Простыла и слегла старшая дочь, пытавшаяся работать «на овощах» вместо матери. Мужа парализовало. Семья осталась без средств. Порой без куска хлеба. Однажды весной даже огород не посадили, не нашли 200 рублей за аренду земли, в результате остались в зиму без картошки и других овощей. Все с копейки, а где ее взять? Мать-пенсионерка вышлет в месяц 200 рублей, тем и жили, а теперь и мать умерла.

– Что делать? – спрашивает она в ужасе. – Младшей дочке в школу не в чем ходить. В долг уже никто не дает.

– Постоянную работу искать. Хотя бы вахтером. А остальное на своей базе заработаешь. Да ищи ты, наконец, другие-то возможности. Что ты как овца за стадом ездишь на эту базу? Ведь Кимры – город немаленький, с развитой, хоть и запущенной нынче промышленностью.

Нет, на это у Лены нет воли. Она, некогда передовая работница, вдруг опустила руки. Не то что мужу инвалидность оформить – детские пособия не может выбить из собеса. Другие получили, а она нет. Ей бы причипуриться, накраситься-намазаться, голову вверх – и вперед, на поиски работы. А она сидит на кухне с ободранными обоями в грязном халате и ревет.

Скажут, а ты-то чего, брат называется. Я помогал, чем мог – продуктами, одеждой, немного деньгами, но ведь у меня своя семья, и в ту пору дети еще учились. Договаривался в инстанциях, которые могли и обещали ей помочь, но она в них не ходила.

Я понимал, что это, скорее, не вина ее, а беда. Ее так воспитали. Ведь до нынешнего времени долгие годы жизнь исключала всякую самостоятельность.

Школа, училище, направление на работу, общежитие, лет через десять квартира, аванс, получка, потом пенсия, смерть – все! Человек с детства вступал на некий эскалатор, и учиться самостоятельно ходить ему не было надобности. А когда эскалатор износился, сломался, встал, и каждому выпало идти дальше собственными ногами, оказалось, что идти могут не все. Некоторые, как Лена, и не пробуют, сидят сиднем, где их оставили, и ждут, когда кто-то за них что-то сделает.

– Ты в собесе была? Может, помощь какую оказали бы…

– Я даже не знаю, где он находится.

– Мужа бы в больницу определила.

– Так надо к врачу записываться, а он не каждый день на приеме…

– Как дальше-то жить будешь?

– Не знаю…

…Другую сестру тоже зовут Лена. Жили они с мужем и троими детьми на Севере, в Сосногорске – это в Коми республике, неподалеку от Ухты. Имели квартиру, работу, но однажды захотелось им переехать из приполярного города в южную деревню.

Это типично для нашего времени: люди полагают, что хорошо там, где нас нет. Но те, кто поумней, вначале съездят на место, разведают, договорятся насчет условий жизни, работы, и лишь потом срываются с места. Тем более с детьми. А эти продали квартиру и сломя голову рванули к черту на кулички, полагая, что там у них многочисленная родня, и без помощи они не останутся. Этакие современные кукушки. Только кукушки подкладывают яйца в чужие гнезда, а эти прилетели со своими птенцами.

Да не нужны мы сегодня никому. Ни государству, ни дяде чужому. И родне тоже, потому что у ней, у родни, своих забот полон рот.

Летели кукушки на самолете, с шиком – деньги от проданной квартиры карманы оттопыривали. И гуляли первое время на широкую ногу. Потом оказалось, что работы нет, родственники попили-поели да разошлись по своим хатам, и Лена, привыкшая к большим северным деньгам, умевшая подать себя, любившая красиво одеться и вкусно поесть, осталась с пустым кошельком и полной неясностью, как жить дальше. И полились из ее глаз кукушкины слезы. Только в жизни кукушкины слезки – это такая приворотная травка, которая используется в народной любовной магии. А при пустом кошельке да голодных детях и любимого мужа никакими кукушкиными слезками не приворожишь. А тут новая проблема – родила ребенка старшая дочь. И некстати, и с рук не сбросишь.

И некогда гордая и красивая женщина Лена сегодня сломлена. Ошибки жизни многому ее научили. Правда, она не знает, как их исправить. И все чаще и чаще стала прятать их на дне стакана. Пьют горькую вдвоем с мужем, пропивая последнее, что осталось от прежней жизни. А чего жалеть? Жизнь не сложилась. Вот только своей вины в этом она признать никак не хочет.

…Третью сестру зовут Татьяной. Прежде была учительницей труда и великолепной портнихой. Школьницы, перенимавшие на уроках труда ее ремесло, за ней табуном бегали, а дома постоянно теснились клиенты, дожидаясь очереди на примерку. Вещи она шила штучные и от кого попало заказы не принимала. Это была респектабельная женщина, которая хорошо одевалась, каждый год ездила на курорты или за границу, любила жизнь.

Но в недобрый час подвернулась подруга-челночница. Бросай, говорит, свое тряпочное ремесло и займись торговлей: купила, перепродала – доход в кармане. Быстро и хорошо. Даже заняла ей тысячу долларов на раскрутку.

И Татьяна бросилась за легким «челночным» рублем. Не имея опыта, не зная законов рынка, она большими партиями покупала все подряд, что, на ее взгляд, должно было привлечь покупателя, стыла за рыночными прилавками северных городов, но товар, который казался ей ходовым, не шел. Постепенно ее квартира превратилась в склад неликвидов. А это были не просто невостребованные вещи, а деньги, занятые у других людей и вложенные в эти вещи. И надо было отдавать долги. Она занимала у одних и отдавала другим. Разумеется, под большие проценты. А когда печальным августом 1998 года рубль рухнул, она не смогла вернуть взятые в долг доллары. Начались суды. Татьяна в горячке за бесценок продала квартиру и поспешила уехать в другой город, подальше от кредиторов, которым она осталась должна еще большую сумму.

Теперь снимает угол в чужом доме, откуда ее в любой момент могут вытурить на улицу. Пробует заняться другим бизнесом, но он идет плохо. Деньги кончаются, настроение падает.

Как-то в начале своей рыночной карьеры она предлагала нам с женой последовать ее примеру. Тоже говорила о больших и скорых доходах. Мы отказались. В конце концов, каждый должен заниматься своим ремеслом.

А ремесло у Татьяны было востребовано. Оно востребовано и сегодня. Просто она сделала в жизни роковую ошибку, поменяв свое дело на то, которое было предназначено для другого человека, и в котором совершенно не разбиралась.

– Ты заметила? – спросил я жену, когда все три сестры как-то одна за другой побывали у нас в гостях. – У них у всех согбенные плечи…

…Четвертая сестра Наташа когда-то тоже работала инженером на питерской фабрике, но закрытия ее ждать, как моя кимрская сестра Лена, не стала, ушла в коммерцию. Не потому ушла, что ей это нравилось – она в ней ничего не понимала. Но надо было кормить, одевать, учить детей, выбираться из опостылевшей коммуналки. А надеяться было не на кого. Она давно жила без родителей. Жила своим умом.

И пошла в рынок. Но не сломя голову, подобно Татьяне, а поначалу нанялись с мужем подручными к опытному коммерсанту. Тот был строг. Дает товар на реализацию, но требует: в определенный день возвращаете деньги. Не продали – несите свои.

Он бросал ее в рынок, как кутенка в омут: или потонешь, или научишься плавать. Правда, утонуть не давал. Вытаскивал и снова бросал.

Это была хорошая школа. Быстро исчезла первоначальная робость. Она научилась строить партнерские отношения с владельцами торговых палаток и директорами крупных магазинов. Постигла законодательную базу, на которой держится любое частное предприятие. Поняла главное условие бизнеса – нельзя делать ставку лишь на один проект, ибо рынок непредсказуем, надо иметь их несколько – тогда выплывешь.

И только потом, поняв все это, она решилась открыть свое дело.

Сейчас у нее магазин. Она дорожит постоянными поставщиками и качеством товара и берет, в отличие от Татьяны, всего понемногу, чтобы не залеживалось и чтобы отслеживать спрос.

Малый бизнес сегодня, по словам Натальи, можно сравнить с дорогой, идущей по льду – никогда не знаешь, где он под тобой рухнет. Налоговая инспекция, пожарные, электрики, конкуренты… Она уходит из дома, проводив детей в школу, и возвращается около полуночи. И так каждый день. У мужа свой бизнес. Они успели за это время купить и отремонтировать квартиру, приобрели машину. А она недовольна.

– Я бы с удовольствием вернулась на фабрику или пошла в школу преподавать химию, – признавалась она мне в свое время. – Но фабрика стоит, а учительской зарплаты не хватит даже на то, чтобы выучить детей.

А я подумал об ином. Другие-то сестры вообще опустили руки и ждут, когда им кто-то поможет. Престарелая мать. Или та же Наталья. Они считают ее богачкой. И убеждены, что помогать им – ее обязанность. Она почему-то тоже чувствует вину перед ними. Как будто она выиграла миллион, а им выпали билеты без выигрыша. Наверное, жизнь в какой-то степени – и лотерея. Но нынче больше похожа на лохотрон. Одни бросаются за легким выигрышем и проигрываются до копейки. Другие обходят жуликов стороной, полагаясь лишь на собственные силы и памятуя о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

А чувство вины пройдет. Это тоже, наверное, наследие прошлых времен.