Россия никогда не была самой читающей в мире страной. Такой страной был Советский Союз. Более того, по мере удаления России от советского прошлого, количество читающих людей в ней неуклонно сокращается. Сегодня в нашей стране вообще ничего не читают свыше 40% граждан. Меж тем, вся великая русская классика была написана в тот момент, когда примерно такой же, если не больший, процент населения России читать и вовсе не умел. Что никак не сказалось ни на значении написанных тогда произведений, ни на их влиянии на российское общество.

“Если говорить о том, продолжаем ли мы быть народом книги, есть некоторые сомнения, что продолжаем, хотя очень хотели бы быть народом книги. Не все, конечно, некоторые хотят быть народом денег, народом жестов, народом телевизионного экрана или там еще чего-то. Но то, что мы в прошлом были какое-то время народом книги, это все-таки каким-то образом нас внутренне ориентирует на тип культуры, который у нас уже был, уже есть, уже мог бы быть. Вместо этого мы имеем странный распад литературы, не количественный, а качественный, какие-то странные потоки”, – считает литературный критик Лев Аннинский.

Расхожее определение кризиса современной русской литературы сводится к фразе: пишут много, а читать нечего. Действительно, по мере сокращения количества читающих россиян, число пишущих неуклонно росло. Продукт писательского труда падал в цене, а желания публики стали доминировать. Рынок пожинал то, что в свое время посеял воздух свободы, сыгравший с отечественной литературой, да и культурой вообще, злую шутку.

“Что в изобразительном искусстве, что в литературе за эти 30 лет, которые изменили мир, не было проведено ни одного внятного анализа происходящего. Сначала сводили счеты со старым, причем сводили счеты очень запальчиво и некорректно. Затем стали радоваться жизни и описывать свою дольче вита, а затем, когда обрушился кризис, растерялись. В общем, можно коротко сказать так: приватизировали не только нефть, газ, приватизировали, в том числе, культуру и историю. Из этих местных делянок личных садовых участков истории и культуры не выросло ничего. История бывает либо общая, либо никакая”, – отмечает писатель, художник Максим Кантор.

Эпоха грандиозных потрясений, начавшаяся в России в 1991 году, безобразна, потому что даже сейчас, спустя 20 с лишним лет, так и не имеет своего образа. Словно все это время реализовывался чей-то чужой проект, цели которого были неочевидны, а будущее не просматривалось. Русская культура все это время довольствуется фиксацией нюансов собственной гибели. Рынок при этом диктует свои правила: ищущим и рефлексирующим скармливались бесчисленные варианты ответов на вопрос, кто виноват, остальным – страшилки и фэнтези. Второй сакраментальный вопрос русской литературы – что делать, не только не находил ответа, но даже не был задан.

В итоге, судя по всем опросам, эпоха зарождения новой России в русской культуре запечатлеется в сериале “Бригада” и фильмах покойного Алексея Балабанова.

“А литературы-то нет. А в России только литература все оправдывает. Если есть литература, литература сказала, что есть 1812, что есть там 17, что есть такой-то и такой-то, значит есть. Оттепель есть? Есть. 91 год – нету, нету. Литература стала пристанищем постоянного ехидства, кривых ухмылок, этого эффекта рыбьего глаза. Когда смотришь на человека, а он то ли верблюд, то ли вурдалак, то ли черт знает что. И вот это долгое время было любопытно, а потом в конце концов, когда Россия, проживя эти последние 20-25 лет в этом состоянии хаоса и постоянного разброда, она стала искать, у кого же теперь спросить все-таки, чего с нами происходит”, – рассуждает писатель Захар Прилепин.

И вот здесь выяснилось, что на этот вопрос ответить пока некому. Людям культуры, в том числе писателям, сегодня скорее впору задать вопрос о том, что происходит с ними, чем с нами. Государство не может, да и не должно формулировать образы. Его попытки заполнить вакуум неизбежно воспринимаются как пропаганда. Меж тем продажи книг свидетельствуют о том, что читающая Россия все больше озабочена поиском смыслов, выходящих за пределы насаждавшегося годами культа их отсутствия. Книга настоятеля московского Сретенского монастыря архимандрита Тихона Шевкунова “Несвятые Святые” вот уже два года не опускается ниже первой пятерки в рейтингах продаж.

“Для людей важна реальность иной реальности. Вот эта иная реальность, не фантазия, фантастики сколько угодно, а вот иная реальность, но чтобы она была реальная, чтобы она была не придуманная, настоящая. Вот эта вот документалистика, образная документалистика, необычно для людей сегодня и востребована и насущна”, – отмечает архимандрит Тихон Шевкунов.

Тот факт, что продажи книг и количество их читателей с каждым годом падают, а интерес к писателям, очевидно, растет, свидетельствует о том, что наша страна постепенно возвращается к свойственной только ей одной ситуации, когда поэт в России – больше чем поэт.