Врачи в роддомах вынуждены расхлебывать глобальные упущения в миграционной политике России.

В СМИ появилась информация о том, что роддому № 16 в Санкт-Петербурге требуются услуги переводчиков с таджикского, узбекского, киргизского и азербайджанского языков, т. к. большая часть рожениц – не владеющие русским языком жены мигрантов из стран бывшего СССР, работающих в России. Главный врач родильного дома № 16 Владимир Шапкайц в интервью KM.RU опроверг эту информацию и рассказал об истинных проблемах, с которыми сталкивается лечебное учреждение, обслуживая мигранток.

– Нам не требовались переводчики, это жизнь заставляет нас общаться с мигрантами, – говорит Владимир Александрович. – Медицина существует для того, чтобы лечить больных, роддом существует для того, чтобы принимать роды, поэтому мы обслуживаем всех, кто к нам поступает. Отмечу, что проблема с мигрантами стоит не только перед нашим роддомом: с теми же трудностями сталкиваются многопрофильные и инфекционные больницы, куда нелегалы поступают, если они получают травмы или заболевают. Люди, которые не владеют русским языком, везде есть.

И эта проблема возникла не сегодня, не вчера и не позавчера: она возникла с тех пор, как миграция стала нарастать, с тех пор, как стали появляться и легальные, и нелегальные мигранты. Поэтому это – не что-то новое, вдруг возникшее, а повседневная жизнь. Практика обслуживания не говорящего по-русски населения была и раньше, а в будущем она будет только нарастать.

Наш роддом – обсервационный, сюда поступают женщины, которые не имели перинатального наблюдения, т. е. не посещали женскую консультацию, или у них нет анализов, например, на реакцию Вассермана, на ВИЧ-инфекцию, или есть не все эти анализы, и т. д.

– Как оказывается помощь таким женщинам, которые приходят практически «с улицы»?

– Так же, как и всем остальным. Качество помощи для них – абсолютно то же самое, что и для граждан России.

– Как проходит последующее наблюдение после родов?

– В этом тоже есть проблема. Роженица указывает нам адрес, а мы сообщаем в детскую поликлинику, к которой относится этот дом и квартира, что родился ребенок. Они принимают патронаж, и в течение двух суток, независимо от того, рабочие это или выходные дни, медсестра должна посмотреть, как ребенок себя ведет, чувствует. Все очень жестко. К сожалению, когда медики имеют дело с мигрантами, они могут там и не обнаружить этого ребенка, т. к. роженица указала ложный адрес, или этот адрес выглядит как вагончик около стройки или палатки под мостом. Тогда мы ставим в затруднительное положение наших коллег, которые тоже оказываются без вины виноватыми: ведь они, приняв от нас информацию, должны осуществить патронаж.

– Как происходит общение медперсонала с роженицами, не знающими русского языка?

– Привлекаем поступивших к нам других представительниц данной национальности, которые хотя бы что-то по-русски говорят, или родственники рожениц выполняют роль переводчиков.

– Специальных переводчиков вы не нанимаете?

– А мы не имеем возможности их нанять, потому что для такого вида деятельности у меня в уставе нет пункта «Осуществление перевода» или чего-то подобного. Это будет для меня, во-первых, неуставная деятельность, во-вторых, у меня нет источника средств, которые можно на это потратить. Это будет уже нецелевое расходование средств.

Переводчики для рожениц, не владеющих русским языком, не предусмотрены в нашей системе. Надо менять миграционные правила, законодательство. Мы просто расхлебываем, я считаю, глобальные упущения в миграционной политике России. А сейчас миграционная служба выступила с инициативой облегчить миграцию и выдавать сразу вид на жительство, поэтому мигрантов будет еще больше. Но, к счастью, они будут более легальные, поэтому, наверное, их будет легче находить после родов.

– Как решается вопрос подписания необходимого по российскому законодательству информированного согласия на то или иное неотложное медицинское вмешательство?

– Также находим добровольных переводчиков, которые им разъясняют, что написано в документе. Но иногда так случается, что нет никого вокруг, кто бы мог перевести. Тогда возникают трудности: нам надо делать кесарево сечение, мы должны получить на это согласие, а женщина боится подписывать, потому что она по-русски еле говорит, а читать вообще не умеет. В таких случаях идем на операцию, потом приходит ее родственник и подписывает задним числом необходимые бумаги. Он объясняет, что это было написано, и женщина соглашается.

Иногда случается так, что женщина отказывается, пока муж не разрешит. Мужья, как правило, по-русски лучше говорят. Они и выступают переводчиками, но проблема в том, что они не всегда находятся в роддоме. Хорошо, когда есть мобильный телефон, с ними можно связаться. Такие тупиковые случаи единичны, в основном мы, конечно, находим выход.

В других роддомах проблема рожениц-мигранток не так остра, просто такой роддом в нашем городе единственный. В Москве однозначно есть эта проблема, т. к. мигрантов там еще больше, но есть и соответствующие роддома. Два московских роддома выполняют функцию обсервационных, там сложности с переводом для рожениц тоже есть. Я прочитал, что они по своей инициативе организовали даже женскую консультацию при роддоме, где наблюдаются мигрантки, раз им больше негде проходить обследование.

– А у Вас что-то подобное есть в роддоме?

– У нас роженицы-мигрантки наблюдаются, но по добровольному медицинскому страхованию через страховую компанию.

– Сколько было рожениц-мигранток за прошедший год в Вашем роддоме?

– В 2010 году мы 481 раз принимали роды именно у иностранок, которые не имеют гражданства России.