“Бить или не бить?” – вопроса уже нет

Правительство Англии намерено ужесточить методы воспитания детей в школах. Министр образования Великобритании Майкл Гоув заявил, что ранее британские школьные правила ограничивали использование учителями физических наказаний.

“Позвольте мне быть предельно ясным. Если какой-то родитель теперь слышит в школе: “Извините, мы не имеем права физически трогать учащихся”, то эта школа не права. Просто не права. Правила игры поменялись”.

Министр также сообщил, что хотел бы привлечь больше мужчин на работу в школу в качестве учителей, особенно в начальных классах, чтобы они могли продемонстрировать силу. Правительство планирует начать этой осенью программу по привлечению бывших военнослужащих в школы.

Вот любопытно: после российской революции 1917 года вся система “физических наказаний” школьников была немедленно отменена. Большевики раз и, будем надеяться, навсегда отменили в отечественных школах березовые розги и другие формы “физических наказаний”.

В 1920 году глава Совнаркома Владимир Ульянов беседовал с двумя японскими журналистами. Он с любопытством спросил у них:

– Господа, а правда ли, что в Японии никогда не наказывают детей, не бьют их? Я читал об этом в одной книжке.

– Да, – отвечал один из его собеседников, – у нас не бьют детей. Берегут их больше, чем на Западе. Вообще в Японии в своем роде культ детей…

– Неужели даже шлепка не дают? – допытывался Ульянов.

– Нет. Мы никогда не бьем детей.

– Да, это замечательный народ! – с воодушевлением воскликнул Владимир Ильич. – Это настоящая культура. Это весьма важно. Ведь в самых так называемых цивилизованных странах Европы, в Швейцарии, например, еще не совсем уничтожен обычай бить детей в школах…

Председатель Совнаркома добавил, что он и его товарищи – “решительные противники всяких телесных наказаний, и прежде всего в отношении детей”.

Воцарившуюся после революции в школьных стенах вольницу описывал поэт-сатирик Доль (заметим – писал он не в каком-нибудь красном листке, а во вполне либеральном журнале “Лукоморье”):

Напугав свою мамашу,

Поднял знамя Коля:

– Прочь березовую кашу,

Раз настала воля!..

. . . . . . . . . . . .

– Отменить без промедленья,

– Слышатся призывы,

– Всю таблицу умноженья,

Горы и заливы!

Восьмилетние эс-деки

В требованьях стойки:

– Запретить скорей навеки

Все колы и двойки!

Большевик того же класса

Вставил, полный пыла:

– Тлебовать, цтоб нам мамаса

Балабан купила!!!

Воли радостные струи

В их сердца ворвались.

. . . . . . . . . . . .

Как, учители-буржуи,

Вы еще не сдались?!

Право же, с точки зрения текущей антикоммунистической мифологии, тут наблюдается некоторая неувязочка. Почему после красной революции 1917 года, которая была, как нас не устают уверять, воплощением несвободы и всяческого тоталитаризма, учащиеся освободились от самого для них ощутимого проявления этой самой несвободы, которое они чувствовали собственной, пардон, задницей?

И наоборот, почему после “всемирно-исторического триумфа” над распроклятой гидрой мирового коммунизма мы слышим совершенно противоположные речи – об ужесточении физических наказаний для школьников? Кто бы из почтенных господ антикоммунистов ответил на этот вопрос?