7 мая президент РФ Владимир Путин подписал указ «О долгосрочной государственной экономической политике», в котором, в частности, поручил правительству принять меры для создания и модернизации к 2020 году 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест. Локомотивами роста, по его мнению, могут стать такие отрасли, как фармацевтика, высокотехнологичная химия, композитные и неметаллические материалы, авиационная промышленность, информационно-компьютерные технологии, нанотехнологии, атомная промышленность и космос.

Однако на пути претворения в жизнь этих планов существуют серьезные препятствия. Одно из них — набравшая в последнее десятилетие силу общественная инерция, двигающая имеющиеся и потенциальные трудовые ресурсы в направлении противоположном реальному, товаропроизводящему сектору экономики.
Нужды страны и искривление сознания

Сегодня все хотят быть частью новомодного так называемого креативного класса, связанного с «интеллектуальными» профессиями, или в более широком смысле — частью среднего класса, чьи представители востребованы преимущественно в неиндустриальном секторе рыночной экономики. Повышенным спросом пользуются инвестиционный банкинг и финансы, консалтинг, аудит, юридические и посреднические услуги, страхование, торгово-закупочная деятельность, шоу-бизнес, индустрия красоты, маркетинг, реклама, дизайн, коммерческий пиар, административная деятельность и другие специализации аналогичного свойства. Самой популярной профессией, востребованной в крупных городах России (которые некогда были промышленными и научными центрами), является менеджер по продажам и менеджер по работе с клиентами.

Так, например, данные портала SuperJob.ru по итогам апреля свидетельствуют: наиболее активный рост числа вакансий отмечен в сфере продаж (+27,5% от всех новых объявлений). В этой же сфере работодатели ищут персонал чаще всего — 22% от всех вакансий базы портала.

Больше всего новых резюме поступило от специалистов сферы продаж (13,8%). Эта же область является самой популярной среди соискателей (14% от всех резюме базы Superjob.ru).

Самый высокий конкурс на рабочее место специалисты отмечают в сегменте государственной службы (32,7 резюме на вакансию), самый низкий — в сырьевом секторе (0,7 резюме на вакансию).

В то же самое время, по данным Российского экономического барометра (РЭБ), среди факторов, сдерживавших в прошедшем году развитие отечественной промышленности, возросшее значение приобрела «нехватка рабочей силы». Прежде всего речь идет о квалифицированных рабочих, среднетехническом и инженерно-техническом персонале. Дело дошло до того, что специалистов экстра-класса некоторых профессий остались единицы в прямом смысле этого слова, подобно уникальным экспертам-искусствоведам, реставраторам или ювелирам. И аналогично достойной замены им уже не будет. Двадцать лет вся структура российского профессионального образования неизменно выпускала и продолжает выпускать лишь треть технических специалистов всех категорий и видов деятельности и две трети гуманитариев. При этом лишь немногие из первой трети пошли и остались на реальном производстве. Остальные вместе с представителями «тонких» профессий пополнили ряды «креативного» класса или отбыли за границу. Результат подобного перетока для отечественной экономики с каждым годом становится все ощутимее.

РЭБ отмечает, что в конце прошлого года резко возросла доля промышленных предприятий с недостаточной укомплектованностью рабочей силой относительно ожидаемого через 12 месяцев спроса (при стабильно низкой 10-процентной доле предприятий с избытком работников) и одновременно взрыво образно увеличился коэффициент создания рабочих мест, достигнув значений, которые наблюдались в отечественной экономике при ее выходе из предыдущего кризиса (1998—1999 гг.), а также в момент локального дефицита трудовых ресурсов, связанного с ускорением инвестиционных вложений в экономику России с 10,9% в 2005-м до 16,7% в 2006-м и 22,7% в 2007 г.

Таким образом, дело не в рабочих местах — они есть, а в людях, готовых и способных эти рабочие места — как ныне существующие, так и будущие — занять. Сегодня благодаря многолетней массовой пропаганде соответствующего профессиональностатусного и имущественного положения большинство граждан (в особенности молодежь и представители среднего поколения) хотят чистой, необременительной работы «с хорошим пайком» и широкими возможностями карьерного роста, способными удовлетворить растущие запросы материального и личностно-амбициозного свойства.

Данные образовательной статистики показывают, что в 1986 г. доля специалистов в области «экономика и управление» в общем выпуске специалистов в нашей стране составила 8,5%, в 1990-м — 15,8%, в 1995-м — 20,4%, в 2002-м — 26,7%, в 2009-м — 31,2%. То есть в России сегодня каждый третий выпускник — специалист в области экономики и управления. Правда, количество отнюдь не всегда переходит в качество: многие работодатели, в том числе представители крупного бизнеса, отмечают нехватку квалифицированных кадров в области экономики, финансов и управления.

Как бы то ни было, по некоторым оценкам, в современной России средний класс составляет уже около 1/5 части общества, и разговоры о том, что в обозримой перспективе он должен стать основой экономической и социальной стабильности государства, слышатся все громче.
Учитывать или не учитывать?

Как видно, опыт «старших товарищей», на которых так любят ссылаться отечественные реформаторы, ничему не учит. Искусственная накачка кредитами и рост непроизводящего среднего класса, шедшие последние десятилетия рука об руку с массовой деиндустриализацией развитых стран Запада, привели к самому крупномасштабному экономическому кризису в современной мировой истории, выхода из которого никто пока предложить так и не может. Помимо этого, Запад оказался не готов к долгосрочным экономическим вызовам, исходящим от стран Азии и прежде всего Китая. Так, по словам научного сотрудника швейцарской школы бизнеса IMD Сьюзан Рослет-Маккоули, несмотря на высокий уровень безработицы, американские работодатели жалуются на сложности с привлечением квалифицированной рабочей силы. А значит, несмотря на улучшение показателей занятости (которые, впрочем, весьма неустойчивы), конкурентоспособность американской экономики может оказаться под вопросом, утверждает она.

Под вопросом оказалась не только конкурентоспособность экономики. Все теории о новом герое постиндустриального западного общества всеобщего процветания продемонстрировали свою несостоятельность.

Таким же мифом во многом оказались и умозаключения о том, что представители низшего класса наиболее чувствительны к экономическим проблемам страны. Не менее, а во многих странах даже более болезненно кризис ударил именно по непомерно раздутому среднему классу, оранжерейно культивированному и массово выращенному в качестве «опоры трона».

Во время дискуссии под названием «Опасность исчезновения среднего класса в Америке», состоявшейся 24 февраля прошлого года в Институте Брукингса, один из основателей и редакторов популярного политического журнала The American Prospect Роберт Каттнер прямо сказал: «Американский средний класс не возник сам по себе. Этот процесс был социально структурирован».

Согласно многочисленным исследованиям, современный представитель американского среднего класса в большинстве случаев — это специалист с высшим образованием или управляющий с зарплатой от 30 до 100 тыс. долларов в год, хотя в последнем отчете исследовательской группы конгресса США Congressional Research Service (CRS) говорится, что «в определении точного понятия среднего класса не существует консенсуса». И тем не менее эксперты сходятся во мнении, утверждая, что нынешний экономический кризис больнее всего ударил именно по среднему классу. В отчете той же CRS, в частности, отмечается, что в 2009 г. 61% американцев этого сословия жили, как говорится, от чека до чека, то есть от зарплаты до зарплаты. В то время как в 2008 г. таковых было только 43%. Около полутора миллионов человек в 2009 г. оформили личное банкротство, что на 32% больше, чем в 2008-м.

Есть и другие негативные последствия, которые болезненно воздействовали на американскую экономику и состояние общества. Эксперимент с выведением и культивированием гипертрофированного среднего класса привел к тому, что жизнь в долг в общественном сознании из позора трансформировалась в норму; количество кредитных карточек, имеющихся на руках у американцев, перевалило за миллиард; и, наконец, согласно недавно проведенному опросу, только половина жителей страны продолжает верить в то, что упорный и честный труд приносит благосостояние и успех. С таким багажом двигаться вперед становится все труднее. Европейский средний класс, по оценкам самих его представителей, с наступлением кризиса, вначале медленно и неохотно («все ждали, что пройдет несколько месяцев, полгода, и все снова встанет на свои места»), а затем все глубже и категоричнее стал ощущать тонкость и искусственность той грани, которая отделяет его «хрустальный мирок» от жестокого мира сокращений «необязательных» профессий и жесткой экономии. В Европе, доселе не знавшей таких явлений, как очередь представителей среднего класса за уцененными продуктами, или не предполагавшей появления такой категории граждан, как «новые бездомные», заговорили о том, что «европейцы теряют свой средний класс». Злоба немалого количества этих людей уже выплескивается на улицы.

На фоне всего происходящего вокруг креативности и значимости среднего класса по обе стороны океана стали разгораться нешуточные дискуссии. При этом некоторые нелицеприятные оценки высказываются не только в адрес предмета дискуссии, но и в адрес политико-экономической модели, так старательно его выпестовавшей. Вот что говорит, например, директор программы по изучению экономического роста Фонда «Новая Америка», экономист, политолог и публицист Майкл Линд: «Это чисто паразитическая экономическая модель, и «креативный класс» — часть этой паразитической модели, и он никак не способствует росту экономики. И причисление себя к этому классу точно не означает наличие большего творческого потенциала, нежели у других членов общества». Богатство и власть добываются представителями этой части общества не на глобальных рынках и не исключительными творческими способностями, а благодаря тому, что они принадлежат к сильным в политическом плане профессиям, к профессиям, тесно связанным с обслуживанием правящих элит, и регулярно могут манипулировать системой в целом в свою пользу. Присваивая себе непропорционально высокую долю богатства, они щедро оплачивают свои старания и старания себе подобных, которые склонны мыслить в том же ключе, чтобы последние выражали их взгляды. Многие журналисты и научные эксперты продвигают вполне определенные точки зрения, выражая явно пристрастную оценку деятельности инвесторов, управляющих директоров компаний и высокооплачиваемых профессионалов, оказывая соответствующее влияние на развитие дискурса в США и на Западе в целом, полагает эксперт.

В своем выборе ориентации и модели дальнейшего экономического развития Россия может учитывать данный опыт, а может, как это уже повелось, слепо копировать все подряд, испытывая на себе даже то, что со всей очевидностью показало свою вредность и бесперспективность.
Досоветская попытка

Царская Россия была, как известно, глубоко аграрной страной и среднего класса в нынешнем его понимании практически не имела. Интеллигенция, чиновничество, офицерство, духовенство и купечество, вместе взятые, составляли незначительный процент населения и не имели определяющего значения в хозяйственной жизни страны. Ее определяло крестьянство. Понимая это, первую попытку сделать из него некий суррогат среднего класса более ста лет тому назад предпринял П.А. Столыпин. Вот что пишет по этому поводу в своих воспоминаниях под названием «Гибель императорской России» сподвижник премьера, заместитель министра внутренних дел и командующий отдельным корпусом жандармов генерал П.Г. Курлов: «Излюбленным детищем министра надо считать вопрос об аграрной реформе, от правильного решения которого, по его мнению, зависело самое существование государства. В России, при абсолютном монархическом строе, как бы поощрялось среди крестьянства крайнее социалистическое направление. Крепостное право, а затем общинное владение землей уничтожали принцип частной собственности и вкореняли в крестьян убеждение, что земля — общая. Несмотря на то, что к сторонникам общинного землевладения принадлежали, по разным основаниям, не только либералы, но и большинство консерваторов… П.А. Столыпин, придя к убеждению, что только путем создания института частной собственности у крестьян можно поднять самое понятие о собственности, составляющее основной принцип всякого общежития, а тем более государства, провел закон о выселении крестьян на хутора… Он был совершенно убежден, что мелкие собственники окажутся наиболее твердым, с точки зрения правительства, классом, причем не боялся возникновения деревенского пролетариата, что и высказал с кафедры Государственной Думы при обсуждении этого законопроекта».

Это ценнейшее наблюдение показывает, почему в России провалилась первая попытка создать некое подобие среднего класса в качестве основы экономической и социальной стабильности без коренной ломки сложившегося хозяйственного уклада. Социализм глубоко сидел в народе задолго до большевиков, причем как в тех, кто по бедности ушел в города и пополнил ряды фабрично-заводского пролетариата, так и в тех, на кого делал основную ставку реформатор. Характерный пример: из 9,8 млн десятин земли, купленных крестьянами за годы реформы, 6,2 млн (63%) было приобретено не частными собственниками, а крестьянскими товариществами (общинами, артелями и т. д.). Крестьяне, переселявшиеся в Сибирь с поощрения правительства, на новом месте не создавали фермерские хозяйства, а воссоздавали общину. В неурожайные годы, каким был, скажем 1911-й, резко сокращалось число выделившихся из общины и наблюдался обратный процесс — возврат в нее.

Еще одна характерная деталь: в период Гражданской войны Красная армия начала одерживать решающие победы, когда в нее помимо бедняка пошел и крестьянин-середняк. В 1921 г. из 3,5 млн человек состава Красной армии 77% были крестьяне.
Урбанистический протосредний

В конце 20-х — начале 30-х гг. в СССР была признана целесообразной смена экономического курса, основной упор в которой делался на построение передовой, многопрофильной и многоотраслевой хозяйственной системы, основанной на собственном товарном производстве.

Индустриализация потребовала большого количества новых рабочих рук. Их обеспечивали вчерашние крестьяне несостоявшегося среднего класса царской России. Новая власть широко использовала моральные и материальные стимулы для привлечения селян в города. На небывалую высоту был поднят престиж рабочих и инженерно-технических профессий, в особенности связанных с новой техникой. Строились объекты культуры и быта. Для вчерашних крестьян превращение в рабочих, а тем более в интеллигенцию было шагом в новую цивилизацию. К 60-м годам удельный вес городского населения превысил удельный вес сельского, что стало вехой на пути формирования так называемого советского протосреднего, урбанистического класса.

В последнее советское десятилетие существенно изменилась структура экономики и социальная стратификация. Менее 15% занятости приходилось на долю сельского хозяйства, около 50% граждан трудились в промышленности, строительстве, на транспорте, занятость в сфере услуг приближалась к одной трети от общего состава трудоспособного населения. «Таким образом, социальная структура советского общества в большей мере соответствовала обществу модерна», — отмечает доктор философских наук, профессор Сергей Гавров.

Основу советского протосреднего класса составляла довольно многочисленная высокообразованная часть общества, к которой, в частности, относилась техническая и творческая интеллигенция, часть номенклатуры, а также люди из различных социальных слоев, в том числе занятые в так называемой теневой экономике, ставшие в последующем авангардом среднего класса новой России.
Так вот и наладились, от горшка да к дизелю

Значительная часть советского протосреднего класса поначалу совсем не трагически переживала отказ от коммунистической идеологии, распад СССР, серьезные изменения нормативно-ценностной системы. Осознание того, что именно потеряли и что приобрели, пришло позже.

Гавров отмечает, что при переходе от советского к постсоветскому обществу ряд групп в силу различных причин не смогли сохранить свой статус в рамках среднего класса, для них была характерна нисходящая мобильность. Этот процесс главным образом затронул так называемую массовую и рабочую интеллигенцию, в том числе и прежде всего инженеров, производственный и среднетехнический состав высоких и уникальных квалификаций реального сектора экономики, научных работников, учителей, врачей, работников культуры. При другом развитии событий именно эти люди могли стать запалом, опорой и локомотивом ускоренного экономического и социального развития страны на созданной к этому времени производственной, научно-технической и культурно-коммуникативной базе. Вместо этого тем, кто мог составить основу стабильности и процветания, как, собственно, и всей стране, был в добровольно-принудительном порядке предложен тест на выживание. Тест, сопровождавшийся самой жесткой ломкой вербального и невербального мировосприятия и самоидентификации. Чего стоит только переориентация от коммунарных к индивидуалистическим ценностям. В итоге тест, естественно, прошли далеко и далеко не все. Этого, как выясняется, и не требовалось. Отбор был и остается предельно простым: позитивно воспринимаешь все происходящие изменения и трансформации, сумел легко и быстро расстаться с грузом прежнего жизненного опыта, практик и ценностей, сумел достойно адаптироваться — средний класс, не сумел — отстой и лузер. Не место тебе в среднем классе. Не на тебя рассчитаны товары, услуги и продукты современной «городской массовой культуры», которая в ближайшей перспективе должна стать основой национальной культуры. Ну а кто же хочет отставать от новых передовиков, так сказать, современного авангарда? Одни только упрямые «ретрограды» (от латинского retrogradus — идущий назад, противник прогресса, человек с отсталыми взглядами). Остальные, в особенности молодежь, изо всех сил стремятся стать частью этого модного «креативного» слоя общества, и если пока не поднимаясь до его высот, то на первом этапе во всем ему подражая. Например, по возможности всячески избегая производственного «тягла» или в нарастающем темпе обзаводясь модными атрибутами среднего класса. В итоге параллельно с растущим кадровым голодом реального сектора экономики в стране фиксируется лавинообразное увеличение кредитования населения. Оно уже должно российским банкам огромную сумму — 5 трлн 883,9 млрд рублей (по данным ЦБ РФ на 1 апреля 2012 г.). В том числе за первый квартал текущего года граждане набрали кредитов на 344,2 млрд рублей. Однако за двадцать лет массовой менеджеризации и опредпринимачивания «ретроградные» настроения и тяга к прежним, как выясняется, имеющим глубокие исторические корни практикам и социокультурным стереотипам продолжают играть в современном российском обществе заметную и весьма существенную роль.

Вот, например, парадокс: средний класс в стране растет, и, согласно выводам апологетов постмодернистских учений об «умной экономике», этот рост должен менять сознание масс в сторону выработки стратегий опоры на собственные силы личности, ее интеллект, возможность рационального жизненного выбора, а в российском обществе, как свидетельствуют опросы, продолжает существовать активное мнение о том, что вознаграждение людей не соответствует их личным заслугам, знаниям и мастерству, полноценное и эффективное использование способностей, как личности, так и общества в целом, не достигается.

Во многом иллюзорны оказываются и мнения о том, что категория среднего класса символизирует некую альтернативу биполярному образу общества, раздираемого антагонизмом наиболее богатых и бедных.

Накануне прошедшего Первомая социологи Исследовательского центра рекрутингового портала Superjob.ru задали своим посетителям — активным работающим россиянам, имеющим под рукой Интернет, как оказалось, очень животрепещущий вопрос: нужно ли трудящимся бороться за свои права в современном мире? Подавляющее большинство из них (88%) дали исследователям ответ «да». Но главное даже не в этом, а в развернутых комментариях респондентов. Например, таких: «Права ущемляются повсеместно. Особенно этим грешит мелкий частный бизнес, так называемая опора России». «Частный бизнес — это не государственная структура, там свои античеловеческие законы». «У процветающего капиталиста хорошее настоящее и обеспеченное будущее. Эти бездельники хотят, чтобы мы только трудились на них. Труд не ставят ни во что. Добросовестный, профессиональный, высококачественный труд не поощряется». И так далее в этом роде. Ну не «ретрограды»?! Разве так можно оценивать существенную составляющую среднего класса?! И тем не менее…

Эти и другие данные свидетельствуют: после 20 лет реформ, пяти лет мирового кризиса стране в государственном масштабе необходимо сделать выбор (а он пока еще есть), какая экономика и, соответственно, какой средний класс ей нужны. Если обслуживающе-сырьевая модель, то среднекреативный класс в его нынешнем виде — это как раз то, что ей нужно, и он должен и будет увеличиваться в числе. Правда, при этом будут расти и риски. Не только практически полная зависимость от чужих рынков, чужой конъюнктуры и опосредованно от чужой воли. Это, как говорится, само собой. Структура общества, в котором один представитель низшего класса будет с сошкой, а семеро представителей среднекреативного класса (не считая олигархов) с ложкой, представляется весьма хрупкой со всех точек зрения. Кому и в чем в этом случае будет опорой эта прочимая в основополагающие часть общества?

Если же модель, причем не на бумаге, будет ориентирована на подъем и развитие реальных товаропроизводящих секторов экономики, их плотное сопровождение наукой, социально-бытовой инфраструктурой, отечественной культурой в ее естественном развитии и мощным протекционизмом на международной арене, то средний класс должен быть несколько другим. Не среднекреативным, а среднебазисным. Его основу должны составлять идеологи и творцы производительных сил и производств нового формата, ориентированные на организацию новых высокотехнологичных секторов экономики и генерацию передовых идей и форм в старые, традиционные. Судя по количеству «ретроградов», шанс на это еще есть. Однако время идет…