Честное слово, не могу представить, где еще это возможно: самая известная в мире россиянка (после президента, разумеется) находится неизвестно где, с ней в это время могут сделать все что угодно – и все это в рамках закона.

Надежду Толоконникову этапировали из Мордовии и – «на законном основании» – скрывают ее новое местопребывание. Ни родственники, ни адвокаты не знают, где она сейчас. Улучшилось или ухудшилось ее положение? Может ли она лечиться? Натравливают ли на нее других заключенных, что практиковалось в Мордовии?

Пусть у тебя хватит сил не только остаться в живых, но и сохранить как можно больше своих сил, здоровья и красоты. Чтобы на дольше хватило. Потому что нервные клетки, как всё моё детство говорила мне мама, не восстанавливаются. А мы сейчас служим болью, то есть мы сейчас и есть эти самые нервные клетки. Мы-то знаем, что боль очень важна, по ней можно понять, что и где в организме нарушено, определить, разобравшись, стадию заболевания. И решить, что предпринять, спасая организм от гибели. Мы помним, что без нервных клеток внутренние органы мутируют незаметно. Это скрыто от глаз, спрятано от остальных чувств, если нервы молчат. Когда же беда становится очевидной, то что-то менять, улучшать бывает, как правило, уже поздновато. Остаётся или ампутировать, или хоронить.

Открытое письмо Ильи Фарбера к Надежде Толоконниковой

Все это вопросы без ответов. Не надо было рыпаться – таков, надо полагать, месседж, адресованный не только сидельцам, но всему населению страны.

Надежду Толоконникову нельзя убить, изувечить, даже избить – она чересчур известна; можно, однако, действуя сугубо по закону, так отравить ей последние три месяца отсидки, чтобы на воле ей пришлось сначала долго лечиться, а потом всю оставшуюся жизнь бороться с пытками памятью. В случае с Pussy Riot нам демонстрируется вся мера государственной мстительности. Им систематически отказывали в УДО, прессовали издевательскими взысканиями, изнуряли многочасовым превышением рабочего дня и вдобавок корили за неучастие в художественной самодеятельности. Все это делалось открыто, демонстративно, с явной верховной санкции – мы узнаём этот почерк, эту упорную мстительность, самоцельную, непрагматическую, во вред себе же.

Власть, проявляющая милосердие, быстрей набирает очки, но нынешней российской власти это неважно. Когда речь заходит о бесстрашном противнике, власть перестает думать о выгоде и теряет остатки самообладания.

Мордовия встретила меня словами замначальника колонии подполковника Куприянова, который фактически и командует нашей ИК-14: «И знайте: по политическим взглядам я — сталинист». Другой начальник (а колонией правят в тандеме) полковник Кулагин в первый же день вызвал меня на беседу, целью которой было вынудить меня признать вину. «У вас в жизни произошло горе. Ведь так? Вам дали два года колонии. А когда в жизни человека происходит горе, он обычно меняет свои взгляды. Вам нужно признать вину, чтобы уйти пораньше по УДО. А если не признаете — УДО не будет».

«Вы теперь всегда будете наказаны»

Ходорковский и Толоконникова оказались в одном ряду. Наряду с президентом они составляют тройку самых упоминаемых россиян. Это естественно – действие равно противодействию. Из Толоконниковой сделали не только звезду, но и святую.

Сейчас неважно, кто одобряет, а кто не одобряет акцию Pussy Riot. Важно, что она оказалась эффективней всех остальных, поскольку заставила власть стремительно и упорно дискредитировать себя. И еще сейчас важно узнать, где Толоконникова. Потому что место ее в истории уже бесспорно, но мучеников, честное слово, в этой самой истории хватает и так. По-настоящему серьезный вопрос формулируется сегодня просто: бог с ними, с мигрантами, с Академией наук и даже с коррупцией, – но может ли страна спокойно смотреть, как власть всей массой давит молодую женщину, мать пятилетнего ребенка, а потом, в отместку за чудом обнародованное разоблачение, прячет эту женщину неизвестно куда, подальше от любого контроля? Можно ли стерпеть и это, словно так и надо?