Эдуард Лимонов: протестная свастика, протестный “зиг”

Отшумел хоругвями и триколорами Русский Марш.

После марша остались «жареные», что называется, фотографии зигующих подростков, избранные редакторами либеральных СМИ в качестве иллюстраций к обличающим Марш статьям.

Замечу, что выбор у редакторов, видимо, был не особо богатый в этот раз: я видел в нескольких СМИ всё те же лица и те же руки.

Серьёзного разбора Русского Марша ожидать трудно, поскольку разбор некому делать, ведь СМИ у нас, даже и проправительственные, все поголовно буржуазные.

Вот я попробую не разбор всего марша, но феномена зигующих.

Начну со свастики.

Во времена моего детства и юности, а это после войны и 60-е годы, свастик на стенах подростки не рисовали.

Я лично их увидел на российских заборах и стенах уже в 90-е. Именно тогда они появились.

И совсем не потому, что стала распространяться идеология фашизма. В конце 80-х – начале 90-х о фашизме и национал-социализме, ничего не путая, мог распространяться в России только разве что Дугин, ну ещё горстка подкованных интеллектуалов общества «Память».

Дело в том, что в 90-е на улицах русских городов толпами стали бродить нищие, цены взлетели на недоступные высоты, появились богатые и бандиты и, пожалуй, все дети России стали несчастны. А родители стали бессильны защитить детей.

В фильме «Ворошиловский стрелок» старик идёт и покупает винтовку, чтобы отомстить за изнасилованную внучку.

Дети себе винтовок купить не могли.

И тогда всплыл как символ протеста против этой такой жизни и всех обид – символ нашего врага в Отечественную Войну – свастика.

Обидели учителя – а вот вам свастика на стене школы!

Избили пьяные бандиты, куражась, а вот вам свастика!

Отец проявил трусость, не защитил семью, сын, сжимая кулачки, на тоненьких ножках ковыляет ночью к дому обидчика и выводит свастику.

В конце концов, нацисты-то не победили, их всех извели, так что цепь была логичной: символ разгромленного, некогда могущественного политического движения планетарного масштаба стал протестным символом.

И то, что его принесли в Россию дети, не вызывает сомнений.

Это потом уже появилась и не прижилась идеология фашизма.

А символ использовали и используют дети, ну, подростки.

Больше ничего противопоставить насилию они не могли, только этот поверженный символ.

Дети не большие философы, но у них отличные инстинкты.

В известном смысле свастика в современной России – это признание бессилия: «Ничего противопоставить вашему насилию не могу, – вот вам свастика, псы!»

Римское по происхождению приветствие, вытянутая вверх рука, пришло вслед за свастикой как сопутствующий ей жест. Это тоже протест.

Дети и подростки не политкорректны, особенно в России. Жест протеста, ну и эпатаж, конечно же.

Пока будет существовать открытое грубое мерзопакостное ежедневное насилие в нашем обществе, пока будут существовать сверхбогатые и десятки миллионов бедных, будут свастики на стенах русских городов. И зигующие подростки.

Дяди-либералы, с улыбочкой оправдывающие всё, что они натворили в России в последние два десятилетия: и трупы после расстрела парламента, и шоковую терапию, выгнавшую на улицы российских городов толпы граждан, превратившихся в нищих (да ещё и гордящиеся тем, что натворили!) – брезгливо нам сейчас указывают на фотографии зигующих подростков:

«Ах, как нехорошо, просто отвратительно!»

А им поддакивает лицемерная власть: «Ваши деды умирали в борьбе против этого символа, как вы можете!»

А вот так, могут, адаптировали.

Даже Адольфа Алоизовича адаптировали назло вам, против вас, протестуя против жизни такой. Превратили и его в символ протеста.

20 апреля находишь в блогах каждый год: «С Днём Рождения дедушки!»