У россиян есть крайне эффективный верховный суд. Он полностью независим от российского государства, его решения имеют значительное влияние на юридическую систему и, что важнее всего, государство (когда-нибудь) подчинится решениям этого суда.

Единственной проблемой является то, что суд находится не в Москве, а в Страсбурге, и является Европейским судом по правам человека.

У российского бизнеса также есть свой крайне эффективный коммерческий суд: Верховный суд Британии в Лондоне. Коммерческое отделение суда заполнено российскими делами, и примерно половина из них происходит от споров, связанных с бывшим Советским Союзом. Отчасти это связано с уникальной гибкостью общего английского права, согласно которому доктрина свободы контракта позволяет иностранцам избирать Великобританию как главный юридический форум.

Президент Дмитрий Медведев, который стремится привлечь иностранных инвесторов обещаниями большей стабильности и усилением власти закона, должен задуматься о действительности –о том, что российский бизнес и государство все больше руководствуются междунарондыми договорами и коммерческой реальностью. В то время как Лондон стал вторым домом для большой части российского бизнес-сообщества, российские бизнесмены также используют арбитражные суды в Гааге, Стокгольме, Вене и Париже. Международные арбитражные условия, торговые контракты и двусторонние инвестиционные соглашения все больше ограничивают возможность российских олигархов и правительства игнорировать власть закона.

Принято считать, что в российской судебной системе судьи действуют по прямым указам от правительства, меняя законы на политические цели. Банкротство «ЮКОСа» является классическим и совсем не исключительным примером. Желание правительства использовать налоговое законодательство для того, чтобы заставить бизнес платить властям, легальным способом или нет, широко распространено.

Потому и вовсе не удивительно, что иностранные инвесторы долго и серьезно раздумывают перед тем, как инвестировать в Россию. Также не удивительны результаты опросов общественного мнения, которые показывают, что россияне мало верят в собственные суды. Согласно опросу 2004 года Фондом ообщественного мнения, 67% ответивших верили в то, что большинство российских судей брали взятки.

Несмотря на проблемы, связанные с судебными волокитами, необеспечением исполнения и коррупцией, российскому бизнесу все легче обратиться за помощью в иностранные суды. Большое число частных и государственных компаний имеют значительные активы за пределами России, обеспечивая их способом исполнения контрактов без обращения к российским законам.

Даже в ситуациях, когда обе стороны из России, они могут договориться, что их контракт будет подчиняться английскому праву и рассматриваться английскими судами. Согласно принципу общего права о свободе контракта, если сторона выбирает английский закон как закон контракта и форума, тогда английский закон и применяется. Пока существуют владения за пределами России, британское решение обязательно к исполнению.

Другой, менее открытый и потому более популярный выбор – подача иска в арбитражный (третейский – прим. ред.) суд за пределами России. Тогда любые юридические битвы будут проходить за закрытыми дверями. Обычно в таких случаях стороны договариваются перед тем, как арбитры выносят решение. Если же дело доходит до вынесения арбитрами решения, то проигравшая сторона платит. Если по какой-то причине проигравшая сторона не подчиняется, то решение арбитров можно зарегистрировать как судебное и потом обязать стороны к исполнению.

Огромное количество российских граждан и бизнесов также ждут правосудия в Европейском суде по права человека в Страсбурге. На декабрь 2010 года в суде насчитывалось около 40 тысяч российских заявок, что составляет около 29% от общего числа (за Россией следует Турция с почти 11%, Румыния с 8,6% и Украина с 7,5%). Решения Страсбургского суда – не символичные, согласно полностью ратифицированному соглашению, Российская Федерация юридически обязана подчиняться решениям суда, и все решения должны быть включены в российский правовой режим.

Это может вызвать сильное расстройство у российской политической элиты. Как только заявление подается в Страсбург, российское государство пытается заняться проблемой. После некоторого увиливания российское правительство обычно платит из-за боязни дальнейших решений суда по поводу неподчинения решениям.

Влияние решений Европейского суда по правам человека усиливается благодаря активному распространению информации, что, в свою очередь, привлекает еще больше заявок от россиян, у которых есть длительные правовые тяжбы с государством. Примеры включают в себя крупные дела, такие, как иск работников Чернобыля, требовавших компенсации за невыплату государством пособий по болезни, а также дело матерей-одиночек Воронежа, пытавшихся получить задержанные материнские выплаты размером в десять евро в месяц.

Это международное юридическое измерение имеет свой эффект, сильный и небольшой, на российское общество. Адвокаты, которые выступают в российскихкоммерческих судах, стараются подготовить свои выступления по делу таким образом, чтобы представить дело в Страсбурге, тем самым заставляя российскую судебную систему работать согласно Европейскому суду по правам человека.

Однако, в то время как больше исков подается в российские суды и все чаще судьи выносят решения против государства, местное давление против судебных процессов и затягивание вынесения решений остаются реальностью, как и проблемы с коррупцией и политическим давлением.

В крупных коммерческих делах российские истцы предпочитают английские суды или иностранные арбитражные трибуналы. Борис Березовский, например, требует 3,3 миллиарда долларов с Романа Абрамовича в связи с продажей «Сибнефти». С января Международный арбитражный суд в Лондоне получил 17 исков , связанных с бывшим Советским Союзом.

Много молодых российских юристов переезжают в Лондон, где они изучают процедуры современного коммерческого закона в условиях власти закона. Многие станут юридическими войсками, которые могли бы построить и усилить российскую юридическую систему. Президент Медведев говорит, что признает необходимость власти закона для модернизации России. Он хочет продолжать надеяться на суд в Страсбурге и Лондоне, или он хочет, чтобы те юристы и власть закона вернулись домой?