Мне неловко в этом признаваться. Но 11 апреля в 18.25, когда я стоял за оцеплением возле входа на станцию «Октябрьскую» и видел, как из метро выносят покрытые синим целлофаном тела погибших, когда все вокруг, не дожидаясь официального сообщения, говорили о теракте, я не верил в то, что это преступление будет раскрыто. Однако подонков, которые взорвали 11 апреля Минское метро, поймали до того, как был похоронен первый погибший.

Я не буду называть это подвигом милиционеров, следователей, прокуроров, сотрудников госбезопасности. Скорее всего, раскрыть преступление по горячим следам для МВД, КГБ, прокуратуры было делом чести. Но это сейчас не совсем важно.

Главное, мне кажется, вот в чем: работа силового блока, как бы многие этого ни хотели, не заставила нас усомниться — мы живем в стране, где главенствует закон, где правосудие не скончалось в смертных судорогах. Нам убедительно доказали: звери, убивающие белорусов, не останутся безнаказанными. И это доказательство имеет не только юридическую, а в первую очередь политическую силу.

Терроризм как мировая беда не стал для нас явлением, не забрался уродливым чувством страха в каждый подъезд, в каждую квартиру. Мы тяжело переживали взрывы в Витебске, ужас 3 июля 2008–го, но я не слышал историй, когда бы люди ночами дежурили у своих домов. Никто не жаловался, что перестал ходить на концерты и на футбол. Уголовная статья «Терроризм» оставалась у нас мертвой, нерабочей.

После 11 апреля угроза массовой истерии, подогреваемой негодяями на интернет–форумах, утратившими стыд журналистами, несостоявшимися общественными деятелями и прочими политическими микробами, была высока как никогда. И в данном случае сыщикам нужно было не просто найти преступников, то есть выполнить свою профессиональную задачу, а сделать это максимально быстро. Не только потому, что работать день и ночь поручил Президент. И уж совсем не потому, что погоны у силовых генералов в случае неудачи или промедления могли слететь с плеч. Просто поиск мерзавцев, исковеркавших жизни десятков человек, стал воистину народным заказом.

— Найти и покарать, — говорили люди на улицах в Минске, Бресте, Гомеле, Витебске…

И негодяи найдены. Быстрота, с которой сработал не всегда поворотливый поисковый механизм, — теперь ориентир для остальных участников правовой цепочки. Открытость, с которой ведется расследование, — планка, заданная на долгое время вперед, опускаться ниже которой будет уже нельзя.

Я не припомню других случаев в соседних странах, когда начальники силовых ведомств едва ли не ежечасно рассказывали бы журналистам, как проходит расследование. Даже не жалующая нас зарубежная пресса отметила этот факт. «Нам есть чему поучиться у белорусов», — говорят сегодня многие эксперты в России.

Это приятная оценка, но никакой эйфории быть не должно! То, что подозреваемые задержаны, не повод расслабляться. Ответить на вопрос, почему, установить четкие мотивы зверского преступления — не менее важно. Сделать это так же быстро и профессионально — главнейшая задача для следствия, в том числе и судебного.

— Объясните нам, за что они взрывали нашу страну, — говорят сегодня улицы. — Покажите доказательства. Проведите открытый суд. И покарайте — по закону.

Мы ждем от следствия и суда результата.

Тем же, кто давно отделился от страны, кто так и остался толпой, результат не важен. Они продолжают юродствовать.

«А задержанного психа еще не обвинили в том, что он взорвал Чернобыль»? — разевает пасть интернет–шушера. «Уже завтра его посадят в «воронок» и отвезут в Жодино, где быстро и тихо шлепнут», — ехидно поддакивают ей недалекие юзеры.

Полноте, ребята! Все это чрезвычайно мелко и мерзко. Тех, кто лает и клевещет, я слышал, будут вызывать на допрос и грозить им статьей. Не уверен насчет эффективности таких мер. Ответить им нужно иначе, четко и убедительно — результатом. В том, что правовая машина на это способна, мы уже убедились.